Он дал этим словам прокатиться над залом и затем, снизив уровень своего голоса до нормального, продолжил:

– Я всего лишь банкир. Я не учёный и не, спаси Всевышний, пророк. Я отнюдь не предрекаю конец света, я просто хочу обратить ваше внимание на то, что у всех у нас, похоже, есть одна общая проблема. Важная проблема, которая требует немедленного радикального решения. Мы можем сломать эту кривую по своей собственной воле – к примеру, запретив использование двигателей внутреннего сгорания, – или можем дождаться того, когда кривая сломается без нашего участия. Я лишь очень надеюсь, что, когда она сломается без нашего участия, это не будет означать конец нашей цивилизации. Спасибо за внимание, дамы и господа.

С этими словами Дэвид собрал свои заметки с кафедры и, сознательно не выключая последнего слайда, двинулся к выходу со сцены. Уже дойдя до половины, он услышал, как в тёмном зале за спиной редкие хлопки слушателей начинают переходить в мощную волну аплодисментов.

Нью-Йорк

Выйдя со сцены и отмахнувшись от восторженных поздравлений Линдси, он спросил охранника, как ему пройти к чёрному ходу. В его планы не входило общаться с журналистами или с другими участниками форума; само выступление было достаточно скандальным, и он был уверен, что отказ от интервью только подогреет интерес прессы и общественности к теме, которую он поднял. По той же причине он улетел в Нью-Йорк в тот же день.

На следующий день в девять утра он, как всегда, вошёл в лобби здания «Волман Тракс». Уже подходя к зданию, он понял: что-то не так, как всегда, – огромное лобби, отделанное зелёным мрамором, было до отказа забито сотрудниками банка, которые устроили ему бурную овацию. Пока он продвигался к лифту через их плотные ряды, ему пожимали руки, хлопали по плечам, а он лишь растерянно улыбался, гадая, кто же устроил ему такую встречу. Подозрение в первую очередь падало на Линдси, но она, очевидно, не обладала рычагами, чтобы организовать всё это, разве что дала объявление по громкой связи, придя на работу заранее. Уже заходя в лифт, он понял, в чём дело: в руках у многих сотрудников были газеты. Дэвид выхватил одну из них у ближайшего к лифту, торопливо нажал на кнопку последнего этажа и, облегчённо вздохнув, когда двери отрезали его от толпы, развернул первую полосу. С неё на него смотрело его собственное фото на трибуне Давоса с огромным заголовком: «Виргенштейн предрекает апокалипсис».

«Нда, и в суд на них за это не подашь…» – скривился он, выходя из лифта. На последнем этаже здания находились лишь его кабинет, приёмная, в которой царила Линдси, и малый конференц-зал. «По крайней мере, не придётся раздавать автографы…» – вяло мысленно пошутил он. Телефон на столе Линдси не умолкал. Она приветствовала его сочувствующим кивком, одновременно пытаясь отшить очередного звонившего. Не отвечая на её приветствие, Дэвид пулей проскочил себе в кабинет, сбросил пальто на диван у дверей и бухнулся в своё капитанское кресло за большим столом из белого морёного дуба, за которым из огромного окна во всю стену открывался панорамный вид на Нью-Йорк.

Он снова развернул газету. «Так вот они, мои пятнадцать минут славы… Как бы меня не стали называть „Виргенштейн-Тумберг“…» – промямлил он, пробегая глазами статью, и гримаса озабоченности на его лице несколько раз сменилась задумчивой улыбкой. Он поднял трубку внутреннего телефона и попросил Линдси не соединять его ни с кем.

– Ваш отец только что звонил… – начала она робко.

– Линдси, если позвонит Всевышний, скажите, чтобы он перезвонил завтра… – раздражённо буркнул Дэвид и бросил трубку.