Через пять-десять минут зал заполняется до отказа, шелест и бормотание затихает, и начинается работа. Профессор, закончив выдавать билеты, с видимым удовольствием разворачивает газету и отгораживается от нас событиями в мире.

Мы не против, за три семестра мы успели друг другу слегка наскучить и надеемся сегодня перейти в разряд просто знакомых. Уже завтра, проходя мимо, мы сможем позволить себе нейтральное выражение лица, легкий кивок:

–Профессор…

–Да, да, добрый день, – кивок в ответ, задумчивый взгляд. Где-то он нас видел…?

Громкий звук падения чего-то твердого и тяжелого заставляет весь зал пригнуться. Ритмичное шкрябание раздается слева от меня. Повернув голову, я вижу Славку, сидящего за последней партой в невменяемом состоянии. На полу под ним лежит толстый том Фихтенгольца. Правая нога Славки судорожно толкает его назад. Но припертая к стене книга, не поддается.

Впечатление упавшей бомбы бросило почти все наши тела вниз, к земле, к партам. Слева от меня на полу запорхали небрежно заполненные листочки. Леня лежит немного впереди меня и отчаянно смотрит на выпавшие из пиджака листы.

Газета в руках профессора дрогнула, но потом выпрямилась в уверенных руках. Профессор был не новичком в таких вопросах. Выждав нужную паузу профессор медленно опускает газету.

–Что у вас ребята?

Славка, наконец, в отчаянии затихает. Леня тоже замирает, прижавшись к парте.

–Футляр, профессор, – Женя поднимает вверх футляр от очков.

–C ключами.

Женя рискует, ключи должны быть амбарными.

–Осторожнее там, – профессор неопределенно качает портретом Корвалана и возвращает газету на место.

Мы справились с экзекуторами. Никто не пострадал, даже Фихтенгольц.

Состояние, при котором штаны переходят в брюки и наоборот, определить довольно сложно. В школе мы не носили форму, но правила требовали некоторых приличий. Из-за этих приличий приходилось каждое воскресенье гладить свою одежду, что, конечно, не вызывало восторга. По тяжести процедура была сопоставима с написанием сочинения. Нет, пожалуй сочинение похуже, сначала прочитай "Му-Му", потом найди красную линию, подчеркни, обозначь… А где ее искать – интернета тогда не было. Утюг все-таки был более близок и понятен. Да и красная линия всегда одна – пионерский галстук.

В университете мы сходу забыли об утюгах, все штаны и брюки превратились в джинсы, желательно потертые, можно даже с дырками. Дыры, правда, были общеприняты не везде. Когда, лихо взлетев на верхнюю полку в поезде по дороге домой, я понял, что молнию на джинсах не застегнуть, мне пришлось на двое суток зависнуть над своими соседями с книгой в руках.

Но зато дома меня ждали брюки, и не одни. Родители, вернувшись из командировки в Африку, привезли неведомые и невиданные предметы. Там были маски из железного дерева, настоящий кокос, плоды манго и папайи, невероятно компактная магнитола Panasonic и даже бутылка Кока-Колы!

Свою новую пару брюк я увидел на второй день. Я и забыл, что переслал родителям по их просьбе свои размеры. Ну что можно было ожидать в таком случае? К моему удивлению брюки почти сами скользнули вверх и застегнулись. Это была не набедренная повязка, это были настоящие классные брюки, сшитые из легкого эластичного материала. Я не чувствовал их вес, несмотря на три встроенных кармана и легкий клеш внизу, они не сковывали движений, в них можно было бегать, приседать, танцевать, в них не было жарко или холодно. Их не надо было даже гладить. У них был всего один недостаток – стрелки, которые невозможно было убрать. Вскоре я примирился даже с этим. Трудно было представить, что это чудо стачал загорелый туземец в тесной мастерской, глядя только на цифры на листе бумаги. Это был удивительный пример цифровых технологий!