Весь оставшийся урок медицины посвятили уходу за раненным Вилли. Впервые ребята поняли, что полоз, даривший вирфам целебный яд для лекарств, сам может нуждаться в медицинской помощи.
В дверь класса постучали.
– Да-да! – пригласил учитель.
В пещеру на своих шикарных тёмно-зелёных крыльях важно влетел новый вожак стаи.
– Добрый день! – вежливо поздоровался он. – До меня дошли слухи об одном некрасивом инциденте. И я обязан наказать нарушителя.
– Ах, этот Эстиус! – нахмурился Велирэйн. – За полчаса уже всему хребту растрезвонил. Да, случай из ряда вон выходящий, согласен. Законы стаи знаю, поэтому передаю ученика в руки правосудия, так сказать.
– Ужасно, Милистас! – начал отчитывать его Рафур. – О чём ты только думал? Непростительный проступок!
– Он меня довёл! – пытался оправдаться провинившийся ученик. – Он говорил про тебя плохие вещи! И про моего отца! Говорил, что вы – предатели! Я не мог стерпеть такое! Можешь меня наказать, но я о содеянном не жалею! Проклятый альбинос получил, что заслужил!
– Никакие личные распри не могут служить поводом для такого ужасного действа! – пресёк Рафур. – Опозорить вирфа – всё равно, что убить его! Через два часа всем явиться в Дом советов на собрание. А ты, охотник за волосами, живо за мной! – скомандовал он и, схватив Милистаса за руку, выволок из пещеры и утянул вслед за собой.
Рафур и Милистас спустились к Малой скале и влетели в дверь дома советов. Народу внутри не было, первое собрание все уже давно покинули и разлетелись по своим делам.
– Так делать нельзя! – пожурил Рафур Милистаса с лучезарно светящимися глазами и после недолгой паузы разразился истерическим хохотом. – Красавец! Какой же ты красавец! – с неподдельной гордостью похвалил он Милистаса сквозь проступившие от смеха слёзы, похлопывая ученика по плечу. – Это было великолепно!
– Ты меня напугал! – облегчённо вздохнул Милистас, пожимая руку восхищённому вожаку.
– Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться прямо в классе, – признался Рафур. – Я видел полчаса назад этого рыдающего уродца рядом со скалой. До чего жалкий у него вид! Когда я увидел в стае альбиноса, меня это не смутило. Я не сужу о вирфах по внешности. Но когда ты рассказал, за что его так обкромсал… Он получил по заслугам! Что он вообще себе позволяет, этот мелкий крысёныш?! Ну я ему устрою теперь в стае сладкую жизнь!
– Я ему не завидую! – улыбался Милистас.
– Я вам обоим не завидую. Как бы то ни было, по законам стаи за такой поступок ты должен понести наказание.
Улыбка с уст школьника моментально сползла.
– Прошу тебя! – едва не заплакал он. – Не назначай мне слишком суровое наказание. Ты же можешь. Ты ведь вожак!
– Я не стану злоупотреблять своим положением, – возразил Рафур. – Вожак, нарушающий законы народа ради спасения детей своих друзей – настоящая беда для стаи. Если я так поступлю, меня вообще из стаи прогонят. Снова нарекут вожаком этого старого труса, Зуртагаста. Наказания тебе не избежать. Через два часа здесь соберётся вся стая. Может, у тебя есть какие-то другие предложения? Даю тебе время, сын Ювестиана!
– Что я могу придумать? – сетовал ученик. – Я надеюсь на отца. В стае его уважают. Может быть, всё сложится для меня не так ужасно.
Вскоре дом советов наполнился раздражёнными вирфами, которым и без того хватило на сегодня дурных известий. Клаурису, как главной жертве, пришлось присутствовать на совете и показать себя стае «во всей красе». Тема была не такая ужасающая, как начало войны между вирфами и людьми, потому на совете разрешили присутствовать всем желающим, включая школьников. За гулом перешёптываний и шелестом сотен крыльев Клаурис едва мог слышать собственные мысли. Парня с короткими волосами в стае не видели давно, хотя и ранее прецеденты были. Но чтобы парень с женской причёской, да ещё и альбинос! К тому же его волосы срезал не кто-нибудь, а лучший лётчик школы, сын уважаемого всеми Ювестиана и не менее уважаемой Ливы. За вздорный характер эту семью недолюбливали, но за него же и уважали. Да и смелости им было не занимать, потому перечить им побаивались. Впрочем, даже если их авторитет не мог спасти Милистаса от наказания, Клаурису не стало бы легче. Он был полностью разбит, раздавлен, уничтожен. На него смотрели сотни пар глаз. Мысли о самоубийстве и ранее посещали альбиноса, но не так навязчиво. Сейчас же, кроме желания прыгнуть со скалы с нераспахнутыми крыльями и разбиться, ничего не оставалось. Опухшие от слёз веки придавали красным глазам ещё более жуткий вид.