Я сжала кулаки и дёрнула нити-след к себе. Они задрожали, натянулись и, вспыхнув, нещадно врезались в кисти. Изнанку реальности наполнило рассерженное жужжание, стремительно истончившееся до ультразвука. «Струны» завибрировали, стянув полотно. Гобелен пошёл рельефными волнами.

Бегун споткнулся. Я закусила губу, обжёгшись о его эмоции.

Он испугался до колик. Сородичам очень редко доводилось испытывать на себе силу вязальщиков. Нас считали созерцателями, учёными. Мало кто помнил, что мы умели использовать нити-след против самих вирдов. Это напоминало сжатое по времени перетягивание каната. Дары устремлялись друг к другу, сталкивались, боролись – и сильный опрокидывал слабого на лопатки, иногда отправляя в нокаут.

«Струны» порвались с неразличимым звоном. По ним пронеслась ослепительная вспышка. Она накрыла бегуна и растворилась в гобелене. Мне в лицо плеснули отголоски ужаса, боли, непонимания. В конце – осознания, что атаковал сородич. Последний отголосок знакомо напоминал помои. Фигурально выражаясь, ими на службе меня окатывали регулярно – конечно, вирды.

Парень рухнул на пол. Я не причинила бегуну вреда, но его фетч схлопотал от моего по полной. Хозяин и дух-попутчик, части целого, разделили страдания.

– Прости… – извинилась я перед парнем и закрылась от своего довольно заурчавшего фетча. В отличие от меня, ему нравилось охотиться.

Старуха-мигрень с мерзким смешком запустила мне в череп тощие костистые пальцы и принялась скрести когтями. Я застонала.

Шкряб-шкряб…

Желудок скрутил спазм. К горлу поднялась желчь.

По щекам сбежало несколько слезинок. Я вытерла их рукавами и ссутулилась, растирая запястья. Нити-след не оставили на коже отметин, но боль скручивала мышцы сыромятными ремнями.

Уверена, эта боль могла и убить… Она или что-то другое… Оттуда.

Иногда мне казалось: изнанка реальности – не просто завязанный узлами мир, который я видела глазами духа-попутчика, а непостижимый океан. Нити-след качались на поверхности, но в глубинах сновали монстры. Невидимые, пока не узнаешь, куда смотреть, – как признаки подлинности на крупных банкнотах. Только в отличие от чудовищ из сказок они не исчезали за пределами взгляда. Кружили и кружили поблизости, выжидая момент напасть.

– Дэн, не стой столбом, вяжи шустрика! – крикнул усачу брюнет и развернулся ко мне.

Заслышав громкие звуки, старуха-мигрень с отвратительным хрустом провернула руки на шарнирных запястьях, превратив когтями мой мозг в фарш.

«Вот дрянь…» – мысленно прошипела я.

Поправив очки, я заметила, что на руке брюнета до сих пор мерцала сиреневыми искрами чёрная перчатка.

– Вы могли кого-нибудь задеть.

– Мог, – хмуро ответил брюнет. – Документы, мисс. Начните с паспорта вирда. Вы-то паренька не разрядником сняли.

Он оглянулся на подчинённых и опять рявкнул:

– Нор, шевелись! Резче, черепаха недокормленная! И так не скрутили на подлёте!

В первом вагоне конны вздёрнули бессознательного парня на ноги и потащили к начальнику. Пассажиры провожали троицу заинтересованными взглядами и перешёптывались.

Я подобрала с пола упавшую книгу по вирдоскопии, положила на колени и достала из кармана брюк пластиковую карточку с отметками Контроля Нотти и фотографией. Движение отозвалось новым взрывом боли в затылке. Захотелось прижаться лбом к прохладному металлическому подлокотнику и замереть, пока не отцепится старуха-мигрень. Собрав волю в кулак, я подняла глаза на брюнета и… онемела.

Точная копия Ирвина Тейда, но лет на десять постарше и сантиметров на пять повыше. Гладкие волосы, узкое лицо со знакомыми, будто высеченными резцом чертами: тонкий нос, жёсткая линия губ, привычная щетина. Лишь глаза не карие, а золотистые, как налитый солнцем янтарь. Невероятно проницательные.