Зоя. Нет. Мы просто друзья.

Хосе. И ты ещё никого не любила? Зоя отрицательно качает головой. Хосе. Я тебя буду любить, и ты узнаешь, как это прекрасно. Любовь – это лучшее, что есть на свете.


Танец кончается. Застолье продолжается. Пьют вино: за Кубу, за Фиделя Кастро.


8. ТА ЖЕ КОМНАТА.

Гости разошлись. Эмма и Зоя убирают со стола.


Эмма. Ну, как тебе Хосе? Кажется, он в тебя влюбился.

Зоя. Да, он очень красив. И такой страстный! У меня даже голова закружилась от его поцелуев! Но он же иностранец!

Эмма. Подумаешь, кубинец! Правда, и на Кубе побывать не плохо. Но в Европе лучше. Моя маман объездила полсвета. Ты же знаешь, какая там жизнь, не то, что у нас.

Зоя. А в чём разница?

Эмма. А ты не видишь? Посмотри, во что ты одета и во что – я! Вот и разница! И не только в этом. Там – свобода! А у нас – тюрьма! Да ты ничего не знаешь! Кроме «морального кодекса строителя коммунизма» и то, что твой папаша тебе талдычит о своей партии – нашем «рулевом» в этот волшебный коммунистический рай.

Зоя. Разве мы – не свободны? Учимся в Университете, мечтаем…

Эмма. Уж ты мечтаешь! Знаю – хочешь совершить открытие, осчастливить всё человечество! А я мечтаю о том, чтобы ездить, куда хочу, одеваться, во что хочу, а не в то, что у нас продают. Поднимает юбку Зои и смеётся над её трико чуть ли не до колен. В комнату входит «маман» – в чудном нейлоновом халате, волосы завиты в модную причёску.

Зоя. Тётя Аля! Вы – как фея!


Целует её.


«Маман»: Девочки, пора спать!

Эмма. Мама, расскажи этой мечтательнице, как там за границей

Маман. Там хорошо, но об этом лучше не болтать. Поняли?


Она многозначительно подняла палец.


Эмма. А то что – посадят? Вышлют как Солженицина? Надо ей «Гулаг» почитать, мне недавно дали.


Показывает книгу «самиздат».


Маман. Вот уж не думала, что у меня дочь вырастит в диссидентку. Родители коммунисты, мать директор школы, отец… -

Эмма. А отца твоего, сельского учителя, расстреляли в 37 году! Да и твоего деда – тоже, дорогая моя Зоенька. Весёлая страна, ничего не скажешь!

Маман. Всё, закончили разговоры! Спать!


9. КОМНАТА ЗОИ.

Она читает книгу. Потом берёт тетрадь – это её дневник. Что-то записывает. Отрывается от тетради, задумалась, лицо грустное. Подходит к пианино, играет «Разлуку» Глинки. Затем наигрывает мелодию, тихонько напевает.

Нежным голосом,
С нежной улыбкой
Говорил ты нежные слова,
Что я как холодная снежинка
Таю, таю, таю без следа.
Что у меня
В сердце лёд и стужа
А в душе навечно мерзлота…
Если б ты знал,
Какой буран поглубже,
Ураган и буря, и пурга!
Всё б это вместе
Растопить бы солнцем,
Я бы превратилась
В океан.
Ты же был бы ветром
И лизал бы волны,
Так меня ласкал бы
Ты всегда!
Но ты говоришь, что я снежинка,
Что я даже таю без следа.
Ну, какая польза быть водичкой?
Лучше буду колкой и больной!

Захлопывает крышку пианино, встаёт. В комнату входит отец. Строгий чёрный костюм, галстук.


Отец. Что тут такое, что за шум?

Зоя. Папа, ты уже пришёл? Так рано? Мамы ещё нет. Ужинать будешь?

Отец. Зоя, мне надо с тобой серьёзно поговорить.

Зоя. Что-то случилось?

Отец. Было совещание в райкоме. Твоя любимая тётя Аля рассказала о вашей вечеринке. Я тебе запрещаю ходить на эти сборища! Ты поняла меня?

Зоя. Нет, не поняла, объясни, пожалуйста!

Отец. Эта публика не для тебя. Филфак! Это же сплошное диссидентство и разврат! Ты знаешь, на какой я работе, и любая тень, в виде твоих связей с этой компанией, да ещё с иностранцами, может поставить точку, а, может, и кляксу, на моей карьере. Чтобы больше этого не было.

Зоя. А почему Эмме можно?

Отец. У Эммы есть прикрытие, а у нас его нет.

Зоя. Прикрытие – это её отец, то, что он – особист или как это называется?