Теперь Лера постоянно торчала у подружки в гостях, и мальчик отныне был вынужден лицезреть её даже в свободное от учёбы время. Это вызывало у Максима досаду и смятение: Наденька ему нравилась, а Лерку он терпеть не мог... Всякий раз, завидев её в собственном дворе, он кривился и морщился, иногда доходя до дурацких выходок детсадовского уровня: выкрикивал ругательства с балкона, плевался или обливал противную китаёзу водой. Она не оставалась в долгу, напихивая ему всякого мусора в почтовый ящик или исписывая стены подъезда афоризмами из серии “Чащин - урод!”. Короче, войнушка, вспыхнувшая между ними ещё в первом классе, активно продолжалась, причём не только на занятиях, но и во время каникул. 

А Наденька... Наденька была чудом, голубоглазой златокудрой куклой с нежным певучим голоском и добрым, отзывчивым сердечком. Максим цепенел в её присутствии, ощущая себя дурак дураком, пустоголовым Буратинкой с деревянными руками и ногами, абсолютно счастливым, восторженным идиотом. Даже странно было, как это она - ангел небесный - выбрала себе в подруги резкую, хамоватую, заносчивую и вообще абсолютно невыносимую Лерку. 

10. 8

Максим тихо, украдкой, вздыхал по Наденьке класса до шестого, ни на что, впрочем, особо не претендуя - ему достаточно было просто видеть её и изредка по-дружески болтать. Однако, когда ему исполнилось тринадцать лет, формального общения в школе стало катастрофически не хватать. Максиму хотелось большего - гулять вдвоём, держась за руки, и чтобы Наденька восхищённо смотрела в его глаза, пока он будет рассказывать ей что-нибудь интересное. Иногда в своих мечтах он доходил даже до осторожных объятий и нерешительных, вполне невинных поцелуев... однако старался не слишком злоупотреблять этими фантазиями, поскольку ощутимый дискомфорт в штанах приводил его в невероятное смущение - он ещё не слишком привык к сюрпризам, которые с некоторых пор спонтанно стал выкидывать его растущий организм. К тому же, думать о Наденьке в этом ключе было почему-то стыдно, слишком уж она была... чистой и непорочной, к такой и прикоснуться-то страшно. Такую девчонку следовало только возвести на пьедестал да любоваться ею со стороны, благоговейно затаив дыхание. 

- Ты что, влюбился, мальчик?  - мимоходом осведомилась однажды Дворжецкая, когда её ученик, задумавшись о своём, в очередной раз безбожно сфальшивил. - Всё в облаках витаешь! 

Максим густо покраснел и крепче ухватился за смычок. 

- Нет, я серьёзно спрашиваю, а не чтобы посмеяться над тобой, - добавила преподавательница примирительно. - Просто мне не нравится, что твоё большое и светлое чувство заметно мешает учёбе. 

- Извините меня, Фаина Романовна, - пробормотал он в сильнейшем смущении и раскаянии, смешанными со стыдом. - Такого больше не повторится. 

- Ну, вот ещё - не повторится! Глупости! - фыркнула она. - Когда же и влюбляться в первый раз, как не сейчас, в твоём юном и прекрасном возрасте?! Всё так по-настоящему, так отчаянно, так... безнадёжно! 

Максим исподлобья хмуро взглянул на неё. 

- Почему - безнадёжно? 

- Да потому что первая любовь редко бывает счастливой, мой милый. Впрочем, если всё взаимно, могу только порадоваться за тебя, - великодушно добавила она. - Хотя... любовь без страданий - смертельная скука! - глаза её блеснули лукавством, и было непонятно, то ли она шутит, то ли искренне так считает. 

Откровенно говоря, Максим не был с ней согласен, но решил воздержаться от дальнейшей дискуссии и с преувеличенным энтузиазмом принялся водить смычком по струнам, как бы демонстрируя чрезмерное усердие и истовую тягу к учёбе.