– Постойте же! Вы меня снова не признали?! Почему вы тогда мне не сказали, что замужем? Я…
– Почему же?! Я вас помню, причём очень хорошо помню! – с раздражением перебила она меня. – Знаете, на то были свои причины…
– Какие?
– Это вам знать не обязательно, а теперь прощайте… Мне пора идти!
– Прощайте…
Она исчезла в сумерках, а я снова остался один – как всегда после наших встреч.
8
Иерусалим. Начало Х века до н.э.
Царь Соломон был человеком необыкновенной силы страсти: многих чужестранных женщин он познал после дочери фараоновой, Астис. Но к ним, равно как и к ней, интерес царя со временем начал угасать. Уж слишком они утомляли его своими капризами и распутностью! К тому времени ему минуло сорок пять. В его смоляно-чёрных волосах уже проглядывались серебряные нити, но взгляд бездонных агатовых глаз по-прежнему внушал священный трепет.
Пресытившись женской страстью, царь жаждал постичь мудрость куда более высокую.
И однажды, когда раковина неба была особенно лиловой, а дневная суета отступила, царь обходил свои владения, размышляя о строительстве храма. Вдруг его отвлёк звонкий, как колокольчик, голосок, напевающий незамысловатую песенку:
Заворожённый царь остановился. Его раздирало любопытство, кто же может петь таким нежным, приятным голосом. Отодвинув шторы волнистых ветвей, царь увидел хрупкую девушку в лёгком платье, которая подвязывала кисти аметистовых ягод и не замечала его. Голос незнакомки взволновал его душу, и он захотел увидеть, так ли она хороша, как её пение. Услышав шаги, девушка повернулась к царю, и он увидел лицо невыразимой красоты. Длинные тёмно-каштановые волосы обрамляли её разгорячённые от солнца ланиты и шею, покрывали смуглые плечи.
– Ты, верно, поёшь о своём милом, девица? – нетерпеливо спросил царь.
– Так и есть, господин мой, – девушка смущённо покраснела, напуганная богатой одеждой и властным видом царя. И так хороша она была в своём смущении, что Соломон не мог отвести от неё глаз.
– Ты прекрасна, возлюбленная моя! – сорвалось с уст царя, очарованного скромной красотой фиалки. – Глаза твои – глаза стыдливой лани! Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Ты лебедь жемчужный в отражении Иордана! Пленила ты сердце моё… пленила ты сердце моё одним лишь взглядом очей своих!
– Мой возлюбленный пошёл в сад свой, в цветники ароматные, чтобы пасти в садах и собирать лилии, – опустив золотистые глаза, тихо перебила девушка. – Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне; он пасёт между лилиями.
– Что лилия между тернами, – продолжил с ещё большим пылом Соломон, – то возлюбленная моя между девицами. Положи меня, как печать, на сердце своё, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь! Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца, любезна, как Иерусалим, грозна, как полки со знамёнами!
– Уклони очи твои, жаркий огонь в них, и он обжигает меня, – умоляла бедная девушка настойчивого царя.
Вдруг Соломон заметил своего слугу, Ванею, который молча стоял невдалеке, дожидаясь, пока царь обратит на него внимание.
– Что тебе нужно, Ванея?
– Мой господин, архитектор Хирам просит, чтобы его приняли. Это касается возведения восточных ворот храма.
– Пусть Хирам явится ко мне вечером. Да-да, пусть явится, я приму его, – рассеянно обронил царь.
Как только слуга удалился, Соломон обернулся к винограднику, но девушка уже бесследно исчезла.