– Друг мой, я весь в вашем распоряжении, весь ваш, и сейчас же…

– Благодарю вас. Я тороплюсь… я горю… я приехал из Лондона вдвое быстрее, чем государственные курьеры. Ну, чего же вы хотели?

– Да ничего, друг мой, кроме того, чтобы вы вернулись.

– Ну вот, я здесь.

– Значит, все хорошо.

– Я думаю, что у вас для меня есть еще что-нибудь.

– Право, нет.

– Де Гиш!

– Клянусь честью!

– Вы не для того бесцеремонно оторвали меня от моих надежд; не для того подвергли меня немилости короля, потому что это возвращение – нарушение его приказаний; не для того впустили в мое сердце змею ревности, чтобы сказать мне: «Все хорошо, спите спокойно».

– Я не говорю вам «спите спокойно», Рауль; но, поймите меня, я не хочу и не могу вам сказать ничего больше.

– О, друг мой, за кого вы меня принимаете? Если вы что-то знаете, почему скрываете от меня? Если не знаете, почему вы меня предупреждали?

– Это правда, я был виноват. О, я раскаиваюсь, верьте мне, Рауль! Написать другу «приезжайте» – это ничто. Но видеть этого друга перед собой, чувствовать, как он дрожит и задыхается в ожидании слова, которое не смеешь сказать ему…

– Посмейте! У меня хватит мужества, если у вас его нет! – воскликнул в отчаянии Рауль.

– Вот как вы несправедливы и забываете, что имеете дело с бедным раненым… Ну, успокойтесь же! Я вам сказал: «Приезжайте». Вы приехали. Не требуйте же больше ничего у несчастного де Гиша.

– Вы мне посоветовали приехать, надеясь, что я сам увижу, не правда ли?

– Но…

– Без колебаний! Я видел.

– Ах!

– Или, по крайней мере, мне показалось…

– Вот видите, вы сомневаетесь. Но если вы сомневаетесь, мой бедный друг, что же мне остается делать?

– Я видел смущенную Лавальер… испуганную Монтале… короля…

– Короля?

– Да… Вы отворачиваетесь… Опасность здесь… беда здесь; это король, не так ли?

– Я ничего не говорю.

– О, вы говорите в тысячу тысяч раз больше молчанием. Фактов, прошу, умоляю вас, фактов! Мой друг, мой единственный друг, говорите! У меня изранено, у меня окровавлено сердце, я умираю от отчаяния!

– Если это так, Рауль, вы мне развязываете руки, и я буду говорить, уверенный в том, что скажу вам только утешительные вещи по сравнению с тем отчаянием, в котором я вижу вас.

– Я слушаю, слушаю…

– Ну, – сказал де Гиш, – я могу сказать вам то, что вы узнали бы от первого встречного.

– От первого встречного? Об этом говорят! – воскликнул Рауль.

– Раньше, чем говорить «об этом говорят», узнайте, о чем могут говорить, мой друг. Клянусь вам, речь идет о вещах, по существу, совсем невинных, – может быть, о прогулке…

– А, о прогулке с королем?

– Ну да, с королем; мне кажется, что король достаточно часто совершал прогулки с дамами для того, чтоб…

– Я вам повторяю, что вы не написали бы мне, если б эта прогулка была заурядна.

– Я знаю, что во время той грозы королю удобнее было прятаться под крышу, чем стоять с непокрытой головой перед Лавальер. Но…

– Но?..

– Король так вежлив!

– О, де Гиш, де Гиш, вы убиваете меня!

– В таком случае я замолкаю.

– Нет, продолжайте. За этой прогулкой последовали другие?

– Нет… то есть да; было еще приключение у дуба. Впрочем, ничего о нем не знаю.

Рауль встал. Де Гиш постарался тоже встать, несмотря на свою слабость.

– Послушайте меня, – сказал он, – я не добавлю больше ни одного слова; я слишком много или слишком мало сказал. Другие осведомят вас, если захотят или смогут. Мое дело было предупредить вас, я это сделал. Теперь заботьтесь сами о своих делах.

– Расспрашивать? Увы, вы мне больше не друг, раз вы так со мной говорите, – сказал опечаленный юноша. – Первый, кого я спрошу, будет или злым человеком, или глупцом, – злой будет лгать мне, чтоб меня измучить, глупец поступит еще хуже. Ах, де Гиш, де Гиш, менее чем через два часа мне десять раз солгут и десять дуэлей будут ждать меня! Спасите меня! Не самое ли лучшее – знать свой недуг?