…Господи! Да разве так бывает? Неужели так может быть вообще? Она и сама не могла понять, что с ней происходит. Чувствовала одно: такой остроты ощущений, такой отстраненности от себя она не испытывала еще никогда. Невероятная легкость, даже невесомость овладела ею, и, не чувствуя своего тела, без всяких усилий она поплыла по реке, и эта широкая полноводная могучая река понесла ее стремительно, то погружая в теплые прозрачные зеленоватые волны, то поднимая и раскачивая на этих ласковых то медленных, то быстрых волнах. И он плыл вместе с ней, слившись в единое целое, и шептал что-то невозможное, невообразимое, от чего кружилась голова и хотелось плыть так вечно… А потом вдруг полноводная широкая река точно поднялась высокой волной – и резко низверглась в невыносимо глубокую, до боли сладкую пропасть, швырнула их куда-то вниз, прямо в бездну Ниагарского водопада, и падали они вместе в ту бесконечную бездну.

– Вот та-к, девочка моя синеглазая, во-от так, моя маленькая малышка… – шептал он ей на ушко тихо-тихо, еле-еле слышно, словно ветер шумел в ушах.

Только ни о чем не думать – только лететь! И она летела вниз по реке… а водопад низвергался вниз каскадом… каскадом… Снова и снова, и еще, и еще, и она больше не чувствовала своего тела.

Вера не осознавала, сколько времени продолжались эти взлеты и падения и сколько раз она взмывала вверх, отрываясь от собственного тела, и сколько раз взрывалась страсть, отзываясь сладкой болью и нестерпимым блаженством в голове, во всем теле, и сколько раз они оба заходились в стоне и кричали, и парили, оторвавшись от своих бренных тел, и падали вместе с высоты, глядя друг другу прямо в глаза.

Неужели так бывает? Почему же она не испытывала ничего подобного в жизни – даже с любимым своим человеком? Как такое может быть? Только бы это продолжалось еще и еще! Только бы не заканчивалось!

…Потом шеф целовал её в грудь, в губы обволакивающими, расслабляющими и, вероятно, отрезвляющими поцелуями. Да, он умеет искушать… Интересно, кого же из них двоих он отрезвлял?

– Давай теперь немножко полежим… Отдышимся, – вкрадчивым, томным шелковым голосом произнес Аршакович. – Девочка моя хорошая, да ты просто чудо! Как же ты мне подходишь! А тебе как, понравилось? Ну, впрочем, о чем это я? Я же все почувствовал… как ты… правильно… вот так… какая ты горячая… – Шеф беззастенчиво гладил ее, трогал, ласкал глазами, руками, губами. И – ну ни капли деликатной нежности, к которой она так привыкла в интимных отношениях с мужем – одна только грубая животная страсть. Жесткий животный секс и обволакивание.

Потом их подняла и понесла, раскачивая и унося течением, четвертая, пятая, шестая волна секса. Они потеряли счет времени, приливам и отливам непреодолимого желания обладать друг другом.

– Вероня, да ты просто само совершенство… И это было – божественно… – стонал шеф Аршакович, содрогаясь от нового приступа желания, – и я снова хочу тебя, еще, еще, нет, правда, ты просто чудо, девочка! Это невозможно выразить словами!

– Ну, всё! Теперь всё, хватит, а то мы до утра будем этим заниматься, и потом, я уже больше не могу! – простонал, наконец, Аршакович, с усилием оторвавшись от нее и быстро натягивая брюки, застегивая рубашку.

А Вера сидела на диванчике, закутавшись в свой джемпер, и смотрела куда-то в одну точку. Что такое? Почему ей хочется теперь, чтобы он ушел отсюда как можно быстрее и оставил ее одну? Она не понимала. В конце концов, он ведь очень интересный мужик, и элегантный такой, и, конечно же, нравился ей с тех самых пор, как она пришла в его отдел. Но, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он теперь молчал, чтобы только не сказал что-то сальное, какую-нибудь пошлость! Почему ей так неловко теперь выдерживать его взгляд, хотя всего лишь десять, нет, даже пять минут назад она то взлетала вместе с ним, будто на гигантских качелях, до самых небес, то стремительно падала оттуда, с высоты, не отрывая от него глаз, и он пронзал ее всю своим взглядом, и им хотелось, чтобы это никогда не кончалось, и упоенная радость переполняла, и падение это было невозможно, невыносимо счастливым в остроте своей.