Анисья. Уж известно. (Идёт к сундуку и прячет порошки.)

Матрёна. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй Бог, коснётся, от тараканов, мол… (Берёт рубль.) Тоже от тараканов идёт… (Обрывает речь.)

Те же, Пётр и Аким. Аким входит, крестится на образа.

Пётр (входит и садится). Так как же, дядя Аким?

Аким. Получше, Игнатьич, как бы получше, тае, получше… Потому как бы не того. Баловство, значит. Хотелось бы, тае… к делу, значит, хотелось малого-то. А коли ты, значит, тае, можно и того. Получше как…

Пётр. Ладно, ладно. Садись, потолкуем.

Аким садится.

Что ж так? Аль женить хочешь?

Матрёна. Женить-то и повременить можно, Пётр Игнатьич. Нужда наша, сам знаешь, Игнатьич. Где тут женить. Сами живота не надышим. Где ж женить!..

Пётр. Судите, как лучше.

Матрёна. Женить тоже спешить некуда. Это такое дело. Не малина, не опанет.

Пётр. Что ж, коли женить – дело хорошее.

Аким. Хотелось бы, значит, тае… Потому мне, значит, тае… работишка в городу, работишка выпала, сходная, значит…

Матрёна. Ну уж работа! Ямы чистить. Приехал намедни, так блевала, блевала, тьфу!

Аким. Это точно, сперначала она ровно и тае, шибает, значит, дух-то, а обыкнешь – ничего, всё одно, что барда, и значит, тае, сходно… А что дух, значит, тае… это нашему брату обижаться нельзя. Одежонку сменить тоже можно. Хотелось, значит, Микитку дома. Пущай оправдает, значит. Он пущай дома оправдает. А уж я, тае, в городу добуду.

Пётр. Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забраты деньги-то как?

Аким. Это верно, верно, Игнатьич, сказал это, значит, тае, правильно, потому нанялся, продался – это пусть доживат, значит, а вот только, тае, женить; на время, значит, отпусти коли что.

Пётр. Что ж, это можно.

Mатрёна. Да дело-то у нас несогласное. Я перед тобой, Пётр Игнатьич, как перед Богом откроюсь. Ты хоть нас с стариком рассуди. Заладил, что женить да женить. А на ком женить-то, ты спроси! Кабы невеста настоящая, разве я своему детищу враг, а то девка с пороком…

Аким. Вот это напрасно. Напрасно, тае, наносишь на девку-то. Напрасно. Потому ей, девке этой самой, обида от сына мого, обида, значит, есть. Девке, значит.

Пётр. Какая же такая обида?

Аким. А выходит, значит, тае, с сыном Никиткою. С Никиткою, значит, тае.

Матрёна. Ты погоди говорить, у меня язык помягче, дай я скажу. Жил это малый-то наш до тебя, сам ведать, на чугунке. И привяжись там к нему девка, так, ведашь, немудрящая, Маринкой звать, – куфаркой у них в артели жила. Так вот, показывает она, эта самая девка, на сына на нашего, что, примерно, он, Микита, будучи, её обманул.

Пётр. Хорошего тут нет.

Матрёна. Да она сама непутёвая, по людям шляется. Так, потаскуха.

Аким. Опять ты, значит, старуха, не тае, и всё ты не тае, всё, значит, не тае…

Матрёна. Вот только и речей от орла от моего – тае, тае, тае, а что тае – сам не знаешь. Ты, Пётр Игнатьич, не у меня, у людей спроси про девку, всякий то же скажет. Так – шалава бездомовная.

Пётр (Акиму). Что ж, дядя Аким, коли такое дело, тоже женить незачем. Ведь не лапоть, с ноги не снимешь, хоть бы сноху.

Аким (разгорячась). Облыжно, старуха, значит, на девку, тае, облыжно. Потому девка, тае, дюже хороша, дюже хороша девка, значит; жаль мне, жаль, значит, девку-то.

Матрёна. Уж прямо Маремьяна-старица, по всем мире печальница, а дома не емши сидят. Жаль девку, а сына не жаль. Навяжи её себе на шею, да и ходи с ней. Буде пустое-то говорить.

Аким. Нет, не пустое.

Матрёна. Да ты не залетай, дай я скажу.

Аким (перебивает). Нет, не пустое. Значит, ты на своё воротишь, хоть бы про девку али про себя, – ты на своё воротишь, как тебе лучше, а Бог, значит, тае, на своё поворотит. Так и это.