– Ага, – кивнул Матфей.

– И вот утром Юстину позвонили и сказали, что Мичлова Граника нашли. Да ни где-нибудь, а в Калиновой пустоши.

О Калиновой пустоши знал каждый житель Горниц. На востоке городка, словно когтистый репей, цеплялся к объездной автостраде кусок болотистой земли, заросший частоколом кустарника калины. Мелкую детвору пугали этим местом ребята постарше, рассказывая всяческие страшилки и небылицы, в то время как сами меж собой устраивали соревнования на храбрость по одолению брошенной земли. Взрослые же, правда, далеко не все и не часто, наведывались в Пустошь за ягодой и грибами, произраставшими в избытке каждый год с завидным постоянством.

– Что он там делал? – спросил Матфей.

– Не знаю, сына, но чтобы он там ни забыл, это стало его последним делом в этой жизни, – отозвалась ледяным голосом Вида. – Видишь ли, Матфей, всё дело в том, как он умер. У него была разодрана шея. Головы и вовсе не было. Тело нашли безголовым, а это может говорить только об одном.

– Собаки? Волки? – предположил юноша, не в силах оторвать руки от груди, где они были скрещены в защитном обереге.

– Хуже, Матфей, всё намного хуже, – донёсся, словно из глубин бытия голос Виды. – Так поработать могли только волчьи псы.

– Что ещё за псы такие?

– Это прислужники вурдалаков – смесь волков Мириса и собак Мирностана. Жуткие твари, громадные, жестокие и послушные только своим хозяевам. Они убивают жертву как волки и собаки, но в отличие от тех, волчьи псы способны отгрызть голову.

– Какая жуть. Откуда тебе известно столько подробностей, мам?

– Это сообщили Юстину по телефону, – произнесла Вида ровным, как линия смерти на мониторе кардиографа, голосом. – Уж не знаю, стал ли Мичлов одним из этих упырей или пал их случайной жертвой, но всё это не к добру. Насколько мне известно, город около двух недель будоражат таинственные исчезновения демонов. Тела некоторых находят какое-то время спустя, как Мичлова обезглавленными. Может, и других позже обнаружат где-нибудь в Пустоши или в другой какой дыре. Сейчас меня беспокоит другое.

Видины руки бессильно упали, разжав крепкие до того объятия, и хорёк повис на её правом плече, цепляясь коготками за платье. Велизар ловко подтянулся и, обвив хозяйку позади шеи, словно шикарный снежный ворот, замер на плечах, свесив задние лапки.

– Госпожа, – проскулил хорёк тихо-тихо, но хозяйка не отреагировала на его молящий призыв.

– После семи за твоим отцом приехала машина и увезла его, – потухшим, как глаза, голосом выговорила мать. – По телефону в единственном звонке было сказано, что его отвезут в морг для опознания, а затем зачем-то в участок для каких-то показаний. Нелепица какая-то. Я возражала. Такая рань. Всё это могло и подождать, ведь Мичлов уже никуда не денется…. Но что-то сказанное в трубке подстегнуло Юстина, и он заторопился. Никто не звонил в дверь. Мы услышали шум подъехавшей машины и короткий требовательный сигнал клаксона. Юстин оделся и вышел. Даже когда он приблизился к машине, никто не вышел, пассажирская дверца отворилась, и Юстин сел. Я пыталась разглядеть водителя и тех, кто мог быть с ним, но стёкла были непроницаемо черны. Тогда страх поразил меня, и я вылетела, как ошпаренная на улицу, выкрикивая имя твоего отца, но к тому моменту машина скрылась с Пихтовой улицы.

– Может не всё так страшно, мам? – Матфей дотронулся до ледяной ладони матери.

– Боюсь, что всё ещё хуже, сына. Юстин обещал позвонить, как только освободится. Но прошло уже больше трёх часов. Я звонила, но его телефон выключен. Я не понимаю, что там так долго…