«В какой помойке ты живёшь? И ради этого я тебя сюда отсылал? – сетовал голос Астрогора в голове у Нила, тот же беспомощно слушал не в праве возразить или послать к чертям деспота. – Тебе следовало уже давно отбыть из Агнишандира, Нил. Какого Дьявола ты забился в это захолустье, словно крыса?!».

Как же желалось ему проклясть, послать на все буквы всех известных миру алфавитов живых и мёртвых языков того, кто так грубо и бесцеремонно позволял вторгаться в сознание и помыкать, повелевать и унижать, как ему вздумается! Но язык Нила молчал, точно под него вогнали шприц с анестезией. Нет, в мозг вогнали. Как бы хотелось проснуться и понять. Что это лишь длинный кошмарный сон, а впереди встреча с Юнкой и ребятами, и всё – как и прежде.

«И не мечтай, парень, – оборвал мысленную надежду вурдалак, словно яд, проникающий всё глубже в разум Нила, – пока ты мне хоть каплю полезен, мечты тебе не по карману. Вот выжму тебя до последней капли и – мечтай, сколько влезет, если будет чем».

Последовал неприятный холодный смешок, от которого заныло всё нутро.

«Итак, слушай внимательно: хватит прохлаждаться в Дханпуре, ты мне срочно нужен здесь. Найми переправщика и не мешкай».

Хватка ослабла и связь, столь тесно державшая хозяина и слугу, пропала, будто и не бывало её никогда. Постанывая и потирая виски от подступившей головной боли, Нил Хотин открыл глаза – зимнее море вновь бушевало в его больших круглых глазах.

Может, ему всё причудилось? Но тогда что он делает так далеко от дома? А если он просто напросто болен и всё – плод больного воображения…

Нет, так жаждать глотка крови даже больной человек не способен. А ему сильно хотелось, позарез, так, что хоть волком вой. Один глоток, а там хоть весь мир гори.

Когда-нибудь …

Когда-нибудь он привыкнет к этим бешенным скачкам, успокаивал себя Эрик Горденов, пока голова гудя, словно растревоженный осиный улей, понемногу возвращала себе из тошнотворного кружения цельность.

Утерев пот с лица носовым платком, молодой человек встал на слабые ноги. С волосами что-то нужно делать, за месяц заметно отрастя, те волнистыми каштановыми прядями сильно докучали лицу. К тому же так не доставало бриолина, которым Эр прежде каждодневно умащал шевелюру. Если так и дальше пойдёт, то единственным выходом останется повязать волосы в хвост. Бррр… от этого видения у него внутри всё дрогнуло.

Слезящимися глазами – остаточный эффект переправы – Эрик оценил состояние друзей, шумно отдувавшихся и всхлипывавших, также как и он. Все на месте, прислужники тут же. Снизу что-то легонько ткнулось в ногу – Сеера. Её идеальная чёрная шубка от переброски запылилась, поблекла, став седовато-тёмной. Потому юноша сперва не признал кошку, приняв её за постороннего прислужника. Но стоило нагнуться и пригладить грязный мех на кошачьей голове, как зверёк довольно замурчал, а пыль частично снятая пальцами, освежила былую черноту.

Галки-переправщики покинули их, как только сделка свершилась, остался филин Элигос. Этот факт несколько удивил всех, но протестовать особо никто не рвался, решив предоставить свободному переправщику право следовать с ними. И, кажется, филин был рад прибиться к разношерстной «стае», держась ближе Лукерьи Баранки.

Голова вышла из крутого пике и больше не грозила стремительным заносом к земле, теперь Эрик внимательнее осмотрелся. Не всем было так плохо после переброса из Дханпура, пожалуй, Луция и Матфей твёрдо стояли на земле и казались вполне себе довольными – ни следа, ни намёка на какой бы то ни было дискомфорт. Эрика озадачили взгляд и осанка Мафа: тот держался увереннее, чем когда-либо, а глаза (на мгновение показалось, что они сверкнули золотом) взирали высокомерно и дерзко. Но вот Матфей Катунь шевельнулся и наваждение, охватившее Эрика, прошло – перед ним вновь стоял его былой приятель и в глазах его, как и всегда, проглядывала светлая зелень.