Где-то в другом месте.

Оно простиралось вокруг, убегая от взора во всех направлениях, похожее на увеличенную до гигантских масштабов винтовую лестницу, по которой мы поднялись из подвала хранилища. Серо-стальное, каждые несколько метров утыканное какими-то вздутиями, похожими на соски, оно уходило в бесконечность. Небо над нами было таким же серым, лишь чуть светлее, с мечущимися облаками, смутно напоминающими решётки и древние замки́. Отличный психологический прием, правда, современные преступники знали, как выглядит замо́к, разве что благодаря памяти поколений.

Передо мной из пола мягко вырисовывалась серая мебель, подобная скульптуре из ртути. Сначала простой металлический стол, затем два стула рядом и ещё один напротив. Края и поверхности оставались жидко-гладкими, пока появлялись, и потом резко приобрели чёткие геометрические формы, отделившись от пола.

Рядом появилась Ортега – сначала бледный карандашный набросок женщины, дрожащие контуры и неуверенные тона. На глазах по её телу разлились пастельные цвета, движения стали более оформленными. Ортега повернулась ко мне, сунув руку в карман куртки. Я подождал, пока её образ окончательно не наполнится красками. Она достала из кармана пачку сигарет.

– Закурим?

– Нет, спасибо, я…

Только тут до меня дошло, насколько глупо беспокоиться о здоровье виртуального изображения. Взяв у Ортеги пачку, я вытряс одну сигарету. Ортега дала прикурить от своей допотопной бензиновой зажигалки, и первый глоток дыма, обжёгший лёгкие, оказался просто блаженством.

Я посмотрел на геометрически правильные узоры на небе.

– Это стандартная процедура?

– Более или менее. – Прищурившись, Ортега устремила взор вдаль. – Правда, разрешение чуть выше обычного. Кажется, Мики решил повыпендриваться.

За столом напротив появился Кадмин. Он узнал о нашем присутствии ещё до того, как виртуальная программа успела полностью раскрасить его. Кадмин вызывающе скрестил руки на груди. Если моё присутствие в комнате допросов и вывело его из равновесия, как мы рассчитывали, внешне это никак не проявилось.

– Лейтенант, это опять вы? – недовольно пробурчал Кадмин, когда программа создала его образ целиком. – Вам ведь известно, что резолюция ООН ограничивает максимальное время виртуальных допросов на одно задержание.

– Известно, но до разрешенного предела нам ещё очень далеко, – заверила его Ортега. – Кадмин, ты не хочешь присесть?

– Нет, благодарю вас.

– Я сказала – садись, мать твою!

В голосе лейтенанта прозвучали стальные нотки, и образ Кадмина, словно по волшебству, заморгав, исчез и появился уже сидящим за столом. У него на лице мелькнула мимолетная ярость, вызванная столь бесцеремонным перемещением, но тотчас же исчезла. Кадмин снова насмешливо скрестил руки на груди.

– Вы правы, так гораздо удобнее. Не желаете присоединиться?

Мы заняли места более традиционным способом. Я не отрывал взгляда от Кадмина. Мне впервые приходилось видеть нечто подобное.

Это был настоящий Лоскутный человек.

Большинство виртуальных систем создает образ человека по тем представлениям, которые хранятся у него в памяти. Затем запускается подпрограмма проверки подсознания, не позволяющая заблуждениям вылиться во что-то существенное. Так, например, я выхожу чуть более высоким и худощавым, чем на самом деле. Но в данном случае система, похоже, перерыла мириады различных представлений о себе, сложившихся у Кадмина за время общения с бесчисленными оболочками. Мне доводилось видеть что-то похожее, но только как демонстрацию возможностей программы. Как правило, человек быстро привыкает к оболочке, в которой живёт в настоящий момент, и это стирает воспоминания о предыдущих воплощениях. Мы все, в конце концов, часть физического мира.