Правда, приходящая Ильинична, тогда еще молодая и зовущаяся просто Клавочкой, уже в детстве подмечала за Марфой некоторые странности. Больно уж часто, резко и без видимых причин скакало у той настроение. А порой замрет, уставившись в пустоту, и бормочет неведомо что.

«Я глумлю свет, я глумлю тьму», – разобрала как-то Клавочка. Что за чудные игры у ребенка?

Когда же начала расцветать дерзкая Марфина красота, непонятные бормотания прекратились. Подрастающую девчушку стало не оттащить от зеркал и журналов с выкройками. Отец к этим обновлениям отнесся с пониманием, распорядился подыскать портниху, чьи умелые руки обеспечили его малышку богатейшим гардеробом последней моды.

Потребность Марфы в признании и поклонении возросла, ибо обрамленный бриллиант должен блистать. И без того солидный список прикладных занятий пополнился театральным кружком, которому было суждено сыграть роковую роль в ее жизни.

Молоденькая преподавательница, впечатленная роскошными нарядами тогда еще профессорской дочки, начала целенаправленно выделять девочку. Делала все, чтобы сойтись с ней поближе, дабы попасть в гости в зажиточный дом выдающегося физика.

Поглощенная собственными успехами юная Марфа слишком поздно раскусила коварный замысел Ангелины Александровны. Томная, манерная блондинка, вчерашняя выпускница института культуры, искусно вскружила голову уже стареющему ученому. А вскоре ухитрилась стать его супругой, разрушив многолетнюю идиллию папы и дочки.

После свадьбы Ангелина, как и полагается новой хозяйке, завела свои порядки в доме, обновила ремонт, заменила мебель и очень быстро забеременела. Марфа же – «аленький цветочек» и главная папочкина радость – очутилась на обочине его новой семьи. Примириться с такой несправедливостью девочка не смогла и с каждым днем только множила обиды и ревность. Эти переживания наложились на сумбур того возраста, когда созревающий ум, быть может, во сто крат острее и яснее уже созревшего, но психика хрупка и уязвима как никогда.

Поначалу девочка ни в чем не упрекала отца, не опускалась до препирательств с мачехой, просто тихо замкнулась в себе. Но когда на свет появился непрошеный братик Георгий, Марфа более не утруждала себя даже видимостью благовоспитанности. Бесконечные капризы, грубость, нежелание учиться, общаться, наряжаться и даже элементарно следить за собой беспокоили учителей, пугали одноклассников. Но влюбленный профессор, спустя долгие годы вновь ставший отцом, был слишком занят своим счастливым супружеством. А Марфа? Да что может статься с его старшенькой! Умная, сильная, целеустремленная – просто его маленькая копия!

Неприятные перемены в поведении дочери Матвей Илларионович приписывал трудному возрасту да, пожалуй, еще эгоизму ребенка, привыкшему, что весь мир крутится вокруг него. Но одной макабрической ночью ему пришлось горько раскаяться в своей беспечности. Картина, нечаянно застигнутая тогда, перевернула в нем душу, навеки врезавшись в память.

Дверь в детскую приоткрыта. Лунный свет серебрит колыбельку, в которой тихонько хнычет его маленький сын. Вдоль стены осторожно, но неумолимо крадется тень.

– Ревешь? – склонившись над беспомощным младенцем, зловеще вопрошает обладательница тени.

Затворкин отказывается верить глазам. Неужто эта лохматая фурия в старой, еще материной, ночной рубашке до пят – его любимица, надежда и отрада?!

Пока Затворкин цепенеет в тихом ужасе, малыш уже заходится рыданиями в неласковых объятиях сестры. Девицу это только распаляет. Она бормочет с лютой ненавистью:

– Какой же ты мерзкий! Гадкий-прегадкий выродок! Зачем только ты появился на свет? Зря ты это… ох, как зря! – Сильные пальцы сдавливают крошечную шею. Младенец отчаянно сучит ножками, судорожно всхлипывает, начинает задыхаться…