Света в окнах не было. На неподвижные ветви деревьев легли теплые летние сумерки.

Кортни задумался, как дела у Фрэнка Шарплесса и почему любовь играет с мужским рассудком такие скверные шутки, но времени на решение столь нелегкой задачи у него не осталось, поскольку в последнем доме, за которым виднелся Котсуолд, его встретил майор Адамс, предложивший пройти в библиотеку, где сэр Генри Мерривейл приветствовал Кортни крепчайшим рукопожатием и настолько свирепым взглядом, что писатель второпях прокрутил в голове события недавнего времени, пытаясь понять, не совершил ли чего-нибудь предосудительного. Вскоре, однако, он понял, что такова обычная манера общения Г. М., проявлявшего таким образом дружелюбное расположение духа. Как бы то ни было, тучный старик уселся за стол, принял пафосную позу и сообщил, что готов приступать.

– Итак, сэр?

Г. М. прочистил горло и, как вы уже знаете, напыщенно изрек:

– Я родился шестого февраля тысяча восемьсот семьдесят первого года в местечке под названием Крэнли-Корт, неподалеку от Грейт-Юборо, что в графстве Сассекс. Моя мать, в девичестве мисс Агнес Онория Гейл, дочь преподобного Уильяма Гейла и его супруги миссис Уильям Гейл, происходила из Грейт-Юборо, а отцом моим, невзирая на распространенные в то время клеветнические слухи, был Генри Сент-Джон Мерривейл, восьмой баронет в нашем роду.

Кортни пробурчал нечто невнятное.

– Записали? – осведомился Г. М., глядя на него поверх очков.

– Да, сэр. Но вы уверены, что хотите начать мемуары именно так?

– Вас что-то не устраивает? – мрачно спросил Г. М., опустив уголки рта. – Кто пишет эту книгу? Вы или я?

– Я лишь подумал, что было бы уместнее…

– Не действуйте мне на нервы, сынок, – настоятельно посоветовал Г. М. тоном, подразумевающим самые зловещие намерения. – Я знаю, что делаю, – и не без причины пользуюсь именно этими словами. Разрази меня гром! Даже если всю остальную книгу напишет кто-то другой, я не упущу случая прояснить пару давних недоразумений и свести застарелые счеты. Так вы собираетесь записывать мои слова?

– Ясное дело. Выкладывайте.

Г. М. недовольно поерзал в кресле, пытаясь возобновить прерванный ход мысли.

– Эти слухи, – продолжил он, – намеренно распространял младший брат моего отца, Джордж Байрон Мерривейл, подлый мерзавец, и это еще мягко сказано, а чтобы читатель понимал, о ком идет речь, опишу личность этого человека.

В тысяча восемьсот восемьдесят втором году его выставили из клуба «Терф», а годом позже выгнали из клуба «Будль» за мошенничество в карточных играх; где-то в девяностых, точнее не припомню, он женился на Софи Трелисс, поскольку та считалась дамой при деньгах, а в тысяча девятьсот четвертом году умер от цирроза печени, оставив после себя двоих сыновей, Роберта Бландфорта и Хьюго Парра, что держат теперь в Сити маклерскую контору, будучи такими же прохвостами, как их папаша.

– Нет, – провозгласил Кортни, звонко хлопнув по краю столика, за которым его разместили для записи воспоминаний великого человека.

– Исав милосердный, теперь-то что не так?!

– Клевета и дискредитация.

– Чушь! Разве можно дискредитировать покойника?

– Его сыновья еще живы. По крайней мере, вы не утверждали обратного.

– Считаете, я слегка перегнул палку? – задумался Г. М.

– Слегка? Еще не закончен первый абзац, а я уже вижу тысячефунтовый иск за моральный ущерб!

– Что ж… – снова задумался Г. М. – Быть может, последняя фраза и впрямь звучит чересчур откровенно. Ну хорошо. Вот что мы напишем. Мы напишем: «…двоих сыновей, Роберта Бландфорта и Хьюго Парра, что ведут теперь дела в Сити и унаследовали множество фамильных черт». Теперь не подкопаешься – согласны?