– Вот именно, – подтвердил Рич. – Мы определенно не виноваты. Никто из нас. И мы можем обеспечить друг другу… как это называется… ах да, алиби.

– Но кто-то подменил кинжал!

– Каким образом? – спросила Энн.

– Вы же не думаете… – Шарплесс запнулся. – Вы же не думаете, что это сделал сам Фейн?

– Зная, что его ударят настоящим ножом? – задумался Рич. – Помните, как я хотел закончить эксперимент, но покойный настоял на продолжении?

Все переглянулись.

Рич застегнул пуговицу на неопрятном смокинге и расправил плечи. Хотя он был встревожен сильнее остальных, любой сказал бы, что он, в отличие от других, полон решимости.

– Увы, мы не в состоянии продолжать этот спор, – объявил он. – Нравится нам это или нет, пора звонить в полицию. Предлагаю делегировать полномочия одному из нас. Пусть этот человек расскажет о случившемся. Что будет непросто.

– Если хотите, позвонить могу я, – вызвалась Энн Браунинг.

Все снова уставились на нее, и девушка потупилась.

– Видите ли… – неохотно объяснила она, – я… я живу в Челтнеме, но работаю в Глостере личной секретаршей начальника тамошней полиции и немного разбираюсь в подобных вещах, поскольку полковник Рейс иногда берет меня с собой. По его словам, я умею склонять женщин к откровенному разговору. – Она пренебрежительно скривила губы. – Если я свяжусь с полковником Рейсом напрямую, это упростит дело. Хотя… Вам не кажется, что уместнее будет, если об убийстве сообщит мужчина?

Рич смотрел на нее с возрастающим интересом, и даже Фрэнк Шарплесс навострил уши, хотя прежде почти не замечал существования этой девушки. На лице Хьюберта Фейна читалась сдержанная гордость.

– Милейшая леди, – жарко выдохнул Рич, – считайте, что получили эту работу. Телефон вон там. Ступайте. Но ради всего святого, объясните нам, что вы собираетесь сказать полиции!

– Не знаю, – призналась Энн, закусив губу. – Для нас дело обернется довольно скверным образом. В особенности если вызовут людей из Скотленд-Ярда. А так, наверное, и будет, ведь полковнику не захочется, чтобы действия его подчиненных послужили здесь причиной неловких ситуаций. Но видите ли, я полностью уверена, что никто из нас не виноват в смерти мистера Фейна. Однако…

– Однако, – с чувством подхватил Шарплесс, – вы не подвергаете ни малейшему сомнению еще один факт. Как и я. Ведь у меня есть глаза и уши, и я готов присягнуть на Библии и поклясться собственной жизнью, что никто не мог проникнуть в эту комнату – ни через дверь, ни через окно!

И по существу, он был совершенно прав.

В библиотеке дома по соседству сэр Генри Мерривейл приступил к диктовке мемуаров.

Момент был впечатляющий. Г. М., чьи очки съехали на кончик носа, а лысина сверкала, как бильярдный шар, кое-как вместился в кресло, что стояло в окружении стен, увешанных старинным оружием из коллекции хозяина дома, и принял позу Виктора Гюго, которую считал впечатляющей, – локоть на столе, палец у виска, – пытаясь при этом согнать с лица довольную улыбку, отчего приобрел весьма чопорный вид.

– Я родился, – напыщенно изрек он, – шестого февраля тысяча восемьсот семьдесят первого года в местечке под названием Крэнли-Корт, неподалеку от Грейт-Юборо, что в графстве Сассекс.

«Проще простого», – подумал Филип Кортни.

Вторую половину дня он провел в праздности: прогулялся по Променад-стрит, выпил кофе в кафе «Кавендиш», отведал целебных вод и посетил музей, а ближе к девяти вечера, покончив с поздним ужином, сел в автобус номер три и попросил кондуктора об остановке у поворота на Фицгерберт-авеню.

Но в глубине души ему было не по себе.

На улице насчитывалось полдюжины домов. Каждый стоял на своем участке, обнесенном каменными стенами высотой по мужское плечо. Минуя квадратный белый дом, по всей видимости принадлежавший Артуру Фейну, Кортни остановился и оглядел фасад.