Вроде бы всё.

Но тут парень вдруг обнял девушку и попытался поцеловать. Она стала отворачивать лицо, заслоняться рукой и вообще всячески вырываться из его объятий. И даже говорила что-то вроде «No! No!», гневно сверкая черными глазами. Но тут он всё-таки исхитрился поймать ее губы и впился в них поцелуем. Она тут же прикрыла глаза и обвила его шею руками.

Они начали целоваться, безотрывно и долго, не разнимая губ, тиская и гладя друг друга, вцепляясь пальцами в плечи, слегка постанывая (она) и явственно урча (он), и рюкзаки сотрясались на их плечах, и тихонько булькала вода в литровой пластиковой бутылке, которая была воткнута в наружный карман рюкзака.

Я ждал теперь просто из принципа.

Ведь если десять минут простоял, глупо уходить, правда же?

Вечерело.

По парапету набережной ползали муравьи. Их было много. Но гораздо меньше, чем туристов. Я подумал: если человек – самое распространенное животное на планете, то неужели это касается и муравьев тоже? Нет, не может быть!

Наконец я снова услышал сбоку долгожданное «addio».

Они ушли, побежали в разные стороны.

А я наконец дорвался до угла и сделал снимок.

Полночь. Но в вагоне еще много народу.

Напротив – среди кроссовок, кедов и сапог – вдруг бальные черные шелковые туфельки с бантиками.

Красивая, явно к случаю сделанная прическа. Черное весьма короткое платье. Светлая накидка на плечах.

Стройные ноги. Ухоженные руки.

Лет – ближе к семидесяти.

Напротив меня сидят две женщины.

Одной лет двадцать пять – тридцать, не больше.

Светло-русые волосы с совсем выбеленными прядками, до плеч и даже длиннее, впереди спадают на грудь. Из-под волос поблескивают серьги.

Большие прямоугольные очки с чуть скошенными книзу уголками. Лицо очень аккуратное, собранное. Шея замотана тонким шарфом, прикрывающим рот. Черная куртка. На левой руке гладкое золотое кольцо, похожее на обручальное, но на среднем пальце; а на правой, на безымянном, кольцо с камешком. Руки крупные и изящные, короткие аккуратные ногти. В левой руке сжимает мобильник, правой рукой держит книгу, уперев ее в сумку – замшевую, с кожаным ремешком.

Выношенные джинсы с сильно протертыми коленями – протертости явно не дизайнерские, а натуральные. Черные старые сапоги с забрызганными носами. На книге написано «Мэри Хиггинс Кларк».

Рядом женщина лет сорок – пятьдесят. Крашенные в рыжину длинные волосы, выстриженная косая челка падает на правый глаз – левая часть лба открыта, а правая вместе с глазом закрыта совсем. Крупные черты лица. Большой нос.

Дремлет, обняв клеенчатую сумку.

Очень большие и некрасивые руки безо всякого маникюра. Просторная бело-серая накидка, серая суконная юбка с белой полосой. Черные ажурные чулки, короткие ботики – замшевые, с искристыми металлическими висюльками. На накидке одна большая пуговица тоже бело-серая, то есть в одежде виден какой-то художественный замысел.

В молодости, наверное, считалась «видной», а то и «яркой».

Днем.

Напротив меня сидит девушка со свежим, чуть обветренным лицом. Зеленые глаза. Красивые пухлые губы, чуть курносый нос. Сильные пепельно-золотистые волосы туго зачесаны назад и стянуты на затылке простым шнурком. И еще одна прядка удерживается стальной заколкой. Она полноватая, но очень стройная и подтянутая. Тонкая талия – это подчеркивает тесная темно-бежевая куртка чуть-чуть военного вида, с отворотами и погончиками. Под курткой расстегнутый воротник бирюзовой блузки. На руке серебряное колечко с вензелем. Черная юбка до колена. Светлые чулки. Рыже-бежевые сапоги.