Однажды этот руководитель, выходя из своего кабинета с вызывающе зажженной сигаретой во рту, нос к носу столкнулся в коридоре с Медуновым, направлявшимся в кабинет председателя крайисполкома – некурящего и непьющего товарища Разумовского.

– Ба! – изумился Сергей Федорович. – Ты что, дорогой, куришь? – тон первого секретаря был таков, что курильщик сразу понял: дело может принять показательный оборот.

– Слушай! – продолжал Медунов, причем в полный голос и принародно (в коридоре в этот момент оказались какие-то люди, в том числе и я, которые в страхе замерли там, где их застала судьба), – что о тебе подумают другие?

Сергей Федорович делает в нашу сторону широкий и плавный жест.

– И какой пример ты подаешь, когда вся Кубань поднялась на борьбу с этим злом… – и пальцем в дымящуюся сигарету, которую зампред от страха закусил, как бультерьер жертву.

На него жутко было смотреть. Но что значит старая партийная выучка! Он быстро собрался и, вытянувшись, как командир маршевой роты перед командующим фронтом, зычно произнес:

– Виноват, Сергей Федорович! Клянусь – это последняя затяжка в моей жизни. Более последовательного и твердого противника курения, чем я вы не найдете!

Медунов усмехнулся:

– Ну-ну, посмотрим!

Не знаю, как насчет твердости, но после этого случая более шумливого и крикливого борца с табаком, чем тот зампред, сыскать было просто невозможно. Однажды на совещании он устроил длинную публичную выволочку какому-то транспортному начальнику средней руки, от которого несло, как из курительной залы центрального городского кинотеатра. Он ругал его так изобретательно, что тот вспотел до кальсон и благоухать миазмами стал еще сильнее.

– Вот так наплевательски некоторые наши руководители относятся к важнейшим решениям партийных органов! И что самое нетерпимое, к указаниям самого Сергея Федоровича! – заключил зампред гневную тираду.

Бедный транспортник поклялся, что курить бросит навсегда и тотчас. Не знаю, бросил он курить или нет, но с тех пор от совещаний в крайисполкоме отлынивал под любым предлогом, присылая вместо себя заместительницу, волоокую даму с впечатляющими формами, в отличии от своего начальника, источавшую совсем другие запахи – запахи помад и духов. Правда, зампреду это тоже не нравилось. После окончания совещания в его кабинете еще долго стоял избыточный аромат «Клима» или «Мадам Роша».

– Слушай! – говорил он раздраженно своему помощнику, – открой окна, а то воняет, как в борделе. Сил нет…

Позже мы узнали, что с запахами настоящего борделя доблестные бойцы Красной Армии познакомились после взятия столицы разгромленной Венгрии. А в многоступенчатой орденской колодке нашего зампреда, которую он вздевал на пиджак ко Дню Победы и в День Советской Армии, была медаль и «За город Будапешт». Так что, как и чем пах бордель, он наверняка знал не понаслышке…

По прилету в Москву к нашей траурной делегации добавились столичные кубанцы, в том числе и персоны некогда более чем крупные – Виталий Иванович Воротников, например. Это он менял Медунова на посту первого секретаря Краснодарского крайкома партии после серии скандальных статей в столичных газетах, главным образом почему-то в «Литературной», где разоблачались сочинские и кубанские мафиозные фигуры. Через год, как вверху посчитали, что в Краснодарском крае порядок уже наведен, Виталия Ивановича возвысили до уровня секретаря ЦК КПСС и даже члена политбюро, а в Краснодар на его место вернулся из Москвы Георгий Петрович Разумовский, который стремительно входил тогда на вершину своего номенклатурного счастья.