И если бы все эти слова попали в сценарий без ведома Сталина, Берия расправился бы с авторами фильма «по полной программе». Но этого не произошло.
Мне представляется, что после кремлёвского просмотра этого фильма Сталин с улыбкой сказал Берии: «Хороший фильм про академиков… Пошли его Курчатову, пусть отдохнёт от работы и посмотрит кино… Да, Лаврентий, а почему так волновалась эта женщина? Ведь никакой бомбы в лаборатории нет… И это никакой не секрет для американцев. А вот когда она будет… Кстати, когда, Лаврентий?.. Не «женские хитрости» будут нужны, а хороший амбарный замок контрразведки. Ты думал об этом, Лаврентий? А женщина молодец, верно догадалась об этом американце!»
Фильм имел огромный успех, став третьим по кассовым сборам в 1949 году (15,2 млн. зрит.), уступив только лидеру – "Встреча на Эльбе" (Мосфильм, реж. Григорий Александров) 24,2 млн., и совсем немного «боевику» "Константин Заслонов" (Беларусьфильм, реж. Александр Файнциммер) 17,9 млн.[45]
Успех «Константина Заслонова» в 1949 году понятен – это боевик о белорусских партизанах, героика только что окончившейся войны.
А вот успех других двух фильмов это уже успех новой пропагандистской кампании. «Встреча на Эльбе» – против коварного лицемерия американского империализма, а «Суд чести» – против «низкопоклонства» и «космополитизма». Ещё нет массового телевидения, и кино является действительно «важнейшим из искусств» в деле формирования массового сознания.
И это сознание наполняется новыми притягательными для «простых людей» образами, такими, как генерал-лейтенант медицинской службы, академик Андрей Иванович Верейский (блестяще сыгранный Борисом Чирковым).
У себя на даче он принимает гостей в белой русской косоворотке, украшенной орнаментальной вышивкой по вороту и рукавам, а с трибуны суда, во всём блеске генеральского мундира, пламенно проповедует, чётко артикулируя текст: «Нам ли, советским учёным, быть беспачпортными бродягами человечества, нам ли быть безродными космополитами? Нам ли быть Иванами, не помнящими родства?».[46]
Фильм вышел на экраны 25 января 1949 г. Этой датой и открывается массовая антикосмополитическая кампания.[47]
Экспортный вариант
Борьба с космополитизмом внутри страны логично продолжалась и в практической внешней политике. В тот момент СССР поддержал еврейский национализм в форме сионизма, который из космополитического мирового еврейства стремился изгнать космополитический дух и воссоздать чисто национальное государство Израиль. Сталин был первым мировым лидером, который признал это государство «в полном объёме, де-юре… 17 мая»[48], всего через три дня после его провозглашения!
Не знаю, насколько осознавал (и насколько учитывал это при принятии такого решения) сам Сталин тот факт, что новое государство было социалистическим по сути. «Большое видится на расстояньи»[49] – в 1985 году, после преодоления глубокого экономического кризиса, Шимон Перес, один из наиболее известных государственных деятелей Израиля, бывший президент и премьер-министр страны, осознал, что
«Мы спасли экономику, но в некотором смысле мы с ней попрощались. Социалистические рамки, заложенные при основании нашего государства, больше не были жизнеспособными. Мы должны были сделать первые шаги к капитализму…»[50]
И государство Израиль в момент своего рождения было одновременно и националистическим, и социалистическим, т. е. еврейским истинно «национал-социалистическим» государством.[51]
Понятно, что при этом Сталин не относил советских евреев к «мировому еврейству», которое должно было переселиться в Израиль, поскольку у них, по его убеждению, был свой путь – к светлому коммунистическому будущему через Биробиджан.