До Ун спокойно посмотрел на неё, словно не знал о ее чувствах.

– Садись, выглядит тяжело.

– … Всё нормально. – внезапно заупрямилась Сэ Вон, прижимая к себе сумку с рабочими тетрадями.

– Это книги?

До Ун протянул руку за сумкой с покупками, не задумываясь. Однако сила, с которой Сэ Вон удерживала сумку, оказалась сильнее, чем ожидалось, и сумка в итоге разорвалась.

– …

На мгновение в переулке воцарилась тишина.

До Ун лишился дара речи, глядя на разбросанные по земле рабочие тетради по английскому языку для вступительного экзамена.

Гордость Сэ Вон была уязвлена . Она не хотела, чтобы До Ун узнал, что ее наиболее слабым предметом был английский.

Сэ Вон молча подняла рабочие тетради, До Ун просто сидел на мотоцикле, не зная, что делать. Она подняла всё с земли и пошла с многозначительным выражением лица.

– Я же всё видел, что такого? Просто садись.

– …

Однако, поскольку Сэ Вон упрямо продолжала идти вперед, До Ун в итоге выхватил у нее книги.

– Давай, поехали с ветерком!

В конце концов, Сэ Вон села позади До Уна, как будто у нее не было выбора. До Ун не забыл надеть на нее шлем.

– Полетели! – громко закричал он и увеличил скорость.

– Ух ты!

Как он и ожидал, Сэ Вон забыла о том, что произошло всего минуту назад, и крепко обняла его за талию.

Все трое ели как настоящая дружная семья.

Это было блюдо, в котором купленный До Уном пулькоги[8] был восхитительно обжарен и подавался с бланшированной полынью. Госпожа Кан не переставала улыбаться при виде дружелюбных брата и сестры.

До Уну это место нравилось больше по сравнению с тихой резиденцией. В чистом, роскошном, но тихом и уединенном жилище в голову приходили только бесконечные, усталые мысли. Но всякий раз, когда он приходил в этот старый, простой дом, он почти не вспоминал об этих мыслях. Это место казалось не от мира сего. Время как будто тянулось медленно.

Закончив трапезу, Сэ Вон, вошедшая в комнату вместе с госпожой Кан, вышла, а До Ун, лениво лежавший на кровати, встал.

– А мама?

– Спит. Сказала обязательно выпить сикхе.

Сэ Вон сходила на задний двор и набрал немного сикхе из банки.

– Мама выглядит очень счастливой.

Сэ Вон протянула До Уну напиток и села рядом с ним.

– Конечно, ее сын вдруг стал таким красивым.

– … Вот оно как.

Это была шутка, но Сэ Вон ответила серьезно, поэтому До Ун на мгновение смутился.

Они некоторое время сидела молча, глядя на море вдалеке. До Ун потягивал сикхе, глядя на море.

– Это почти мое любимое время дня.

– Какое именно время?

– Время, когда наступает закат.

Закат…

До Ун даже не знал, как реагировать на эти сентиментальные слова, услышанные им после долгого перерыва.

Сэ Вон, смотревшая на небо с умиленным выражением лица, добавила:

– … Честно говоря, когда я была в Сеуле, я очень скучала по этим пейзажам.

Молча слушавший её До Ун сказал:

– Жизнь в Сеуле была трудной?

На мгновение на лице Сэ Вон отразилась череда эмоций. Поколебавшись мгновение, она сказала:

– Да, это было тяжело. – ответила Сэ Вон, затем она повернулась к До Уну и спросила. – А Вам? Разве здесь не тяжело жить?

Она поняла, что никогда не задумывалась над этим вопросом. Может быть, и не пыталась даже думать об этом. Потому что это были месяцы бега вперед без оглядки, с мыслью начать всё с самого низа, в жилище, которое даже не было домом, в месте, где не было ни друзей, ни единственной семьи, ни отца.

– Трудно… – сказал До Ун, глядя на небо, где начинал появляться закат. – … Но сейчас, кажется, всё в порядке. Потому что у меня теперь есть семья.

А затем он с улыбкой посмотрел на Сэ Вон.

Дул прохладный ветерок, а вдалеке уже виднелся закат. Сэ Вон почувствовала, как ее сердце затрепетало, когда она увидела улыбающийся взгляд До Уна.