И началось строительство двора Торина, целых десять солнцеворотов без устали перестраивал Торин крепость, доставшуюся ему с таким трудом, и мало-помалу появился новый град на Северной Руси – Торинград. Град, в котором он стал именоваться гордо – князем Торином!

Сколько испытаний выпало на долю Торина в первое полюдье! Чего стоило ему отдать меха, да злато, оставшееся у него с давних набегов, приехавшему к нему князю! Но скоро всё окупилось. Спустя солнцеворот полюдье уже не вызывало у него дрожи, Торин укрепил своё положение среди правителей Северной Руси и вскоре сам ходил на сбор дани с близлежащих поселений.

Через десять солнцеворотов после памятного прихода на землю славян, укрепив свою власть, Торин решил съездить в родной дом, в область Согн, привести злато, накопленное в ранних походах, и Виллему. К тому времени Марфа родила ему дочь – Прекрасу и сына-наследника – Митяя.

Только вернувшись в родительский двор, которым правил теперь его старший брат, Торин узнал, что Виллему умерла в родовой горячке, оставив ему дочь – Горлунг. Торин не горевал о жене своей первой. Сказать по чести, он и помнил её с трудом, как и не особо радовался тому, что у него есть старшая дочь. Если б был сын – другое дело, а дочь – это так…

Но главной новостью для Торина было то, что Суль, прознав о смерти дочери, приехала и забрала внучку, и, зная слухи, что ходили по Норэйг о жене конунга Ульва, никто не посмел перечить ей. Даже конунг Борн Хмельной, что в то время был ещё жив, не сказал ни слова этой женщине, лишь сторонился гостьи.

Вот так и пришлось Торину встретиться с Суль во второй и последний раз в жизни. Как хотел он увидеть Суль, и как боялся! Страшился увидеть её, не пощажённой временем, старой и носящей лишь следы былой красоты, и как желал он увидеть её вновь, ведь ни одна из женщин, которых он встречал до неё или после, не могла сравниться с блистательной и неповторимой Суль.

Суль ничуть не изменилась, видать, она была и взаправду ведьмой – решил про себя Торин. Волосы были всё того же редкого цвета, морщины не коснулись чела её, а глаза – ох, уж эти глаза! – беспокойные, страстные, чёрные, сияли торжеством.

Прекрасная, словно сама Фрейя, спустившаяся в подлунный мир, встречала его Суль за руку с внучкой. Маленькая худенькая девочка, с волосами чёрными, словно крыло ворона, и глазами тёмными, как сама погибель, смотрела на него, не мигая, не выказывая ни страха, ни почтения. Единственная схожесть между внучкой и бабкой была в цвете глаз, в бесстрашном, прямом взгляде, но Торин этого не заметил, он смотрел лишь на Суль. Не обратил внимания новоиспечённый князь и на то, что все: прислужницы, хирдманны, жёны хирдманнов, и даже дети, сторонились его дочери.

И не было для Торина радостней известия, чем новость о том, что хозяин двора на охоте. Глядя на Суль, торинградский князь понял, что ночью он займёт хозяйскую одрину и место рядом с хозяйкой на перине пуховой.

В ту ночь, лёжа подле Суль, Торин думал о том, что всемогущие Норны причудливо заплели нити его судьбы, ведь он получил всё, что желал, всё, кроме Суль. Кроме этой непонятной, загадочной и прекрасной женщины, которая не сказала ему и нескольких слов, но заняла его мысли навсегда. И вправду ведьма.

Не Суль родила ему детей, нет, но в Горлунг есть и её кровь. Торин видел, что девчонка чем-то похожа на него: тот же нос с хищно вырезанными ноздрями, упрямый подбородок, но не мила она ему с первого взгляда, не мила. Что-то было в ней такое, холодящее кровь, что-то непонятное, что роднило её с Суль. Но если в Суль была приятная загадка, будоражащая воображение, вызывающая страстное желание подчинить её, разгадать, то Горлунг просто вызывала неприязнь.