Виллему… Как можно назвать ребёнка Виллему? О чём думала Суль давая дочери столь чудное имя? Это осталось тайной как для Торина, так и для самой Виллему. Она была красива смуглой восточной красотой: тёмно-каштановые волосы, карие глаза смотрели кротко на мужа своего, кожа словно персик, пухлые губы. Тихая, добрая, нежная Виллему, бесспорно красивая, но она не могла сравниться со своей обворожительной матерью, силы были слишком неравны. Выросшая во дворе, где отец её не жаловал, Виллему так надеялась на счастливую супружескую жизнь.

Ночь после свадьбы Торин не забудет никогда, сколько бы лет ни прошло, сколько бы женщин он ни познал, сколько бы супружеских пиров ни сыграл он. Та ночь, словно калёным железом выжжена в его памяти, воспоминания о ней всё чаще с годами посещают его. Как часто, будучи уже князем Торинграда, молил он богов вернуть ему ту счастливую ночь, но время даже боги не могут повернуть вспять.

Торин проснулся от смутного чувства беспокойства, посмотрел на спящую жену, и по привычке, приобретённой в дальних походах, сохранившей ему жизнь уже ни один раз, взялся за кинжал и вышел из одрины, отведённой им с Виллему. В общей зале, среди спящих воинов, стояла Суль, волосы её, цвета тёмного золота, в беспорядке струились по плечам, льняная рубаха у ворота была собрана слабо и открывала длинную красивую шею, белые ключицы.

– Пойдём, – улыбнувшись томной улыбкой, прошептала она Торину, и поманила за собой на улицу.

И Торин, словно ребёнок, послушно пошёл за ней в большую баню, стоящую в отдалении от дома. Там, заперев за собой дверь, Суль скинула с себя рубаху, ослепив его белизной гладкой кожи, мягкими изгибами прекрасного тела, протянула к нему белые тонкие руки, страстно целовала его. А он стоял сначала, словно громом поражённый, но отвергнуть её не смог. Вот так променял Торин брачную ночь с молодой женой на часы, проведённые с её матерью, за которые не сказали они ни слова друг другу.

А наутро Торин и его покорная жена покинули двор конунга Ульва Смелого и уехали в Согн, во двор конунга Борна Хмельного. В отцовском дворе оставил Торин Виллему, а сам начал готовится к набегу на Гардар. И одно лишь терзало сердце молодого мужа, что Суль не вышла проводить их с Виллему в дорогу, неужели так быстро забыла она его, а, может, ревновала к дочери? О жене своей Торин уже позабыл.

Так Торин и Фарлаф оказались на своей земле (Ингельд, к тому времени, вернувшись из Гаутланда, узнал, что его отца и братьев свела в Хель лихорадка). На Руси викингам было любо: люди здесь жили смелые, работящие, к чужеземцам радушные. Да и всё необходимое для того, чтоб обосноваться здесь у друзей-норманнов было: злато в кожаных мешках, меха, трепли, хорошо вооружённый и натренированный хирд. Но самое главное – и у Торина, и у Фарлафа была решимость и огромное желание иметь свою землю, это и стало залогом их победы.

По правде сказать, две недалеко стоящие друг от друга славянские крепости не имели шансов устоять под напором сил противника, для этого они были слишком плохо укреплены, имели мало людей, а ещё меньше воинов, способных противостоять закалённым в набегах норманнам. Но, к удивлению викингов, славяне бились насмерть, они не отдали даром свою землю, много крови, и славянской и норманнской, было пролито в те чёрные дни. Но исход битвы был очевиден, победили, как и всегда, сильнейшие, ими оказались Торин и Фарлаф.

Сразу после захвата крепости, Торин, для укрепления своего положения среди славян, взял в жёны дочь убитого воеводы – Марфу, девицу миловидную и покладистую. Она чем-то напоминала ему Виллему, не внешностью, разумеется, а покорным взглядом серых глаз да молчаливостью. А Торину хотелось иметь такую жену, как Суль: смелую, красивую, страстную, капризную. Но, видимо, ему было это не суждено.