Ради вечности
Время движется:
Приближаемо, углубляется;
Отдаляемо, расширяется;
Завершаемо начинается —
Продолжению подчиняется.
Вновь смиряется, вновь бунтуется,
Усмехается, все ж понтуется,
Измеряемо прерывается,
В грунт врывается, и взрывается!
Нановаритсяквазикружево
Макролужицы в микрокожице.
Мама тужится! Дюже тужится!
Обнаружится чья-то рожица.
Воспоминание
Я в семь лет не любил читать;
Мне не нравился запах тетрадки.
По утрам я мечтал поспать.
Я во сне купался с касаткой!
Как за хвост ее ухвачу,
И плывем по морю, хохочем!
Вдруг я птицей стал и лечу,
И руками машу, что есть мочи!
Вдруг за ногу кто-то хватает!
Темнота все вокруг объяла!
Воздух сразу же холодает…
Это папа сорвал одеяло!
Я сжимаюсь в комок, согреваясь.
Снова вижу касатку гнедую…
Папа простынь мою вырывает.
Резко падаю. Негодую.
Гневный взгляд я в отца вперяю
Сквозь продравшиеся ресницы
И стремглав в коридор ныряю.
Словно Цезарь на колеснице,
Я скачу к родителям в спальню,
Ибо знаю: диван разложен!
На него я падаю ланью:
Здесь уж точно не потревожат.
Снова сплю я! —«Какого хрена?!»
Долетает до уха слово,
Холодает опять мгновенно.
Одеяло слетает снова!
Начинает ругаться папа,
В душ ведет, водой обливает;
Брат подходит, снимает тапок,
Тапком сон из меня выбивает!
«Что устроили? Инквизицию?»
Я ору, занеся кулак:
«Вы поймите мою позицию!
Там во сне без меня никак!
В тех мирах вам совсем неведомых
Обучаюсь у рыб добру,
Там планктонами я обедаю,
Там я жив, даже если умру.
Не поддамся я вам, вредители,
И свой разум во сне утоплю!
Одевайте меня, родители,
Я еще немножко посплю.»
Депутаты
Петербург. Июль. Жара.
Улицы полны добра.
Восхищаются туристы,
К Петропавловке нудисты
Прислонились, загорают.
Петербург забот не знает.
Легкий летний ветерок
Учудил в реке пирок:
Волны в гости приглашает,
Блики всюду отражает.
Все на свете в это время
Чудный город обожают.
Смольный. Едут мерседесы.
За баранками – балбесы;
Чинно двери открывают,
Депутатов выпускают.
Редкий видел, всякий знает:
Нынче дума заседает.
Час прошел… Они собрались.
Все Полтавченко заждались:
Очень долго добирался,
На Крестовском задержался,
Так там нынче хорошо…
Слава Богу, хоть пришел!
Зашумели депутаты,
Разожгли вовсю дебаты,
Для отчета и проформы
Начали чудить реформы:
Тетя Ира предлагала
Запретить в лесах мангалы;
Дядя Витя возражал:
Шашлыки он уважал;
Жирный боров из МинФина
За спасенье ламантина,
А Вадим из ЗакСобранья
Всех ругал за опозданья;
Дама с областной палаты
Улетела в Эмираты;
За нее пришел юнец —
Ярый враг бюджетных мест.
Все поспорили недолго,
Правда, никакого толка;
Вышел патриарх тут строгий
Предложил поднять налоги.
Все, конечно, согласились!
И радушно засветились!
«Ах, спасибо, патриарх!
Ты для нас – второй монарх!
Нам опора, и подмога,
Да к тому же знаешь Бога!
Передай ему при встрече,
Что мы тщательно блюдем
Заповеди все. Конечно,
Благодарности рублем
Патриарх от нас дождешься!
И наешься! И напьешься!
Да гульнешь, как холостой!
Отдохнешь душой святой!»
Депутаты посмеялись,
По машинам разбежались,
Да балбесы тут как тут
Крепостной режим блюдут.
Красным светят светофоры,
Люди в пробках закипают…
Депутат, завесив штору,
Под сирену пролетает.
Он и все его собратья
Держат в Пулково маршрут,
Там их чартерные ждут,
Что летят отсюда кстати.
В залах Пулково толпится
Озабоченный народ.
С грустью гражданин садится,
Депутат идет на взлет:
Кто в Тайланд, кто в Эмираты,
Кто в Париж, а кто на Крит…
Как успешны и богаты
Эти рожи, посмотри!
Улетайте! Улетайте!
Вы здесь больше не нужны!
Деньги даже забирайте,
Что украли из казны,
Только Питер нам оставьте!
Здесь культуру прорастим!
Все грехи мы вам простим!
Все по-честному, оставьте.
<концовка утрачена>
Водяной