– У меня для вас новости, – заявил он, садясь на коня и подъезжая ближе. – Вам понравится.

– Какие же? – не удержалась от вопроса та.

– Мясо, – коротко пояснил он. – А именно, вяленый фазан. Подарок от оборотней.

Сердце Ретты радостно подпрыгнуло:

– Неужели это правда?

– Конечно, – пожал плечами Аудмунд. – С какой бы стати я стал шутить такими вещами? Я в разговоре с дедом упомянул, что вы просили мяса, и они решили поделиться собственными запасами. Хотя охота летом у нас и запрещена, оборотни питаться только кашами не могут и не собираются. Но и браконьерство не в их стиле – они захватили небольшой запас с родины.

– Спасибо им, – прошептала Ретта чуть дрогнувшим голосом. – Передайте, пожалуйста, мою сердечную благодарность.

– Обязательно, – пообещал явно довольный ее реакцией Аудмунд. – Сразу же, как только увижу.

Солнце тем временем уже успело забраться в зенит. Мысли Ретты были легкими, а настроение благодушным. О будущем муже и его сородичах-магах думать совершенно не хотелось.

«И в конце концов, разве есть в этом такая уж насущная необходимость? – размышляла она. – Пусть события пока идут своим чередом, а мыслями о Бардульве я еще успею испортить себе настроение. Потом, когда он появится в пределах видимости. Рано или поздно ведь это случится?»

Хотя, конечно, лучше бы позже, чем раньше, но тут уж повлиять на ситуацию было не в ее силах. Да и бесконечно убегать от проблемы не выйдет. Ну, а пока почему бы не позволить себе немного расслабиться?

Решив таким образом, Ретта расправила плечи и огляделась по сторонам. Воины, не занятые в данный момент дозором, все же в большинстве своем ехали молча и сосредоточенно, тревожно вглядываясь в подлесок. Один только Бенвальд весело щурился, явно погруженный в какие-то собственные загадочные думы, и время от времени пытался достать ветки растущих вдоль обочин кустов. Ретта ждала, что Аудмунд одернет солдата, однако маршал, к ее немалому удивлению, молчал.

Наконец Бенвальд сорвал недозрелый орех и радостно гикнул. Ехавшие с ним рядом воины заозирались, и во взглядах их можно было прочесть снисходительное умиление. А тот, убрав добычу в карман и подобрав поводья, вдруг начал насвистывать какой-то веселый мотив. Поначалу Ретта не обратила на шалость солдата никакого внимания, однако вскоре поняла, что высвистывает он, судя по всему, какую-то песню.

– Это называется художественный свист, – охотно пояснил Аудмунд, заметив ее вопросительный взгляд. – Он в нем большой мастер.

Ретта задумчиво закусила губу:

– Для меня, конечно, подобное искусство внове. В Месаине не любят свистеть, считая подобное занятие плохой приметой.

Аудмунд с искренним недоумением пожал плечами:

– Красота ничем не может оскорбить богов, в этом уверены в Вотростене. Конечно, если ты новичок, то лучше тренироваться в безлюдном месте, где никто не услышит, ну а мастер вполне может позволить себе усладить слух товарищей и не быть с позором изгнанным.

«Еще одно отличие наших народов», – подумала Ретта и прислушалась к свисту внимательней.

Даже не зная сюжета песни, его, безусловно, можно было нафантазировать. То звуки походили на топот лошадиных копыт по камням, то отчетливо слышался шум ручья. Мотивы, напоминающие разговор или скрежет стали наводили на мысль, что в песне речь шла о каком-то походе.

Дозорные по-прежнему ехали молча, внимательно и слегка настороженно присматриваясь к дороге, и можно было подумать, что они и вовсе не слышат экзерсисов Бенвальда, однако прочие охотно подхватили забаву и принялись напевать.

Слышать песню на чужом языке Ретте было непривычно и как-то странно. Оказалось, она может разобрать далеко не все словесные обороты, когда они шли в непривычном порядке.