– Я хочу стать писателем. Это достойная профессия для уважаемого человека, – ответил я.

Мать посвящала всю себя моему воспитанию, старалась наставить меня на путь истинный. Она всеми силами пыталась привязать меня к себе. Заставляла рассказывать ей обо всем, что я делаю, и, конечно, мне приходилось часто сочинять всякую чушь. А она была готова принять на веру любую ложь, которую от меня слушала.

Однажды я чуть не попался. Мать в очередной раз ждала меня, не ложилась спать. И я ей соврал, сказав, что буду заниматься уроками, а сам отправился погулять с друзьями: в итоге потратил все деньги, которые она дала. Мог бы разразиться скандал, но мне удалось убедить ее, что у меня еще со вчерашнего дня болела голова.

А когда я получил повестку в военкомат, отец похлопал меня по плечу, сказав, что его сын уже вырос, и пришло время защищать Родину.

Я никогда не слышал, чтобы мама говорила таким голосом.

– Ты не пойдешь, пока я жива, – начала говорить мать. – Ты болен, твои нервы не в порядке, ты дергаешься от каждого стука, я пойду с тобой к докторам и поклянусь им, что ты болен. Они тебя освободят.

Но я даже мысленно не допускал возможности уклониться от долга перед Родиной: я хорошо знал, что Родина нуждается во всех своих сыновьях, подобно любящей матери. Я не был заражен идеологией, политикой, я просто любил свою Родину, и для меня было бы честью служить ей.

Да и моя мама… Все это она очень хорошо понимала.

Пока она говорила, я молчал, погруженный в свои мысли. Но вдруг я выпрямился, будто готовился к битве, и сказал:

– Я пойду служить, и ничто не изменит моего решения. Я обязан идти с оружием в руках защищать правое дело. Точка!

Мать, обняв меня, заплакала и сказала, что она сама это очень хорошо понимает: кто, если не я?

Вообще, ей нравилось думать, что она успешно оберегает меня от познания добра и зла. Она настаивала, чтобы я, помимо матери, в ней увидел друга, и всегда громко, с восхищением говорила отцу, что я еще ни разу не скрыл от нее ничего.

Она любила посвящать свою жизнь семье, и я восхищался ее безупречным чувством долга перед близкими. Мне казалось это чем-то поразительным – в наше время жить исключительно ради семьи.

Мать часто смотрела на часы, словно постоянно чего-то ждала: возможно, освобождения от неких оков. Чувствуя себя рабыней мужа, одновременно верила, что все в ее жизни идет вразрез с понятием о наслаждении самой жизнью, которая, по ее представлениям, должна быть единственным логическим завершением пути. Жизнь мамы стала рингом, где одна половина боролась с другой, где прежняя, до замужества, все еще верила в любовь.

Ее жизнь в таком стиле могла бы продолжаться и дальше, если бы врач не нашел на ее теле подозрительных уплотнений. Ей поставили диагноз – «рак последней стадии». Но, как ни парадоксально, новость, которую мать угадала, скорее облегчила ей жизнь.

– Больше мне не нужно бороться за справедливость в этом доме. Я устала, и ты у меня вырос, не нуждаешься во мне, я уйду, и даже себя мне не жалко, – сказала она мне, узнав о своем диагнозе.

Услышав приговор, отец поглядел на нее с нахальной дерзостью человека, осознающего свою власть, и сказал:

– Только подумай о невыносимой скуке и смешной жизни с женой-интеллектуалкой. После тебя я женюсь на кухарке какой-нибудь. Знаешь что? На тебя даже сердиться нельзя. Ты ведь всего лишь женщина. На свете есть много такого, чего вы, женщины, никогда не поймете. Вам не понять, как богата мужская жизнь, как же нам, мужчинам, трудно. Ведь для нас мир нечто гораздо большее, чем платья, цветы, дом, дети, – говорил отец маме.