Вокруг столика сидят трое молодых людей; все трое молчат – оркестровая музыка их явно не радует. Когда я подхожу, они приветствуют меня лишь короткими взглядами. На столике в сигаретном дыму холодно поблескивают стаканы с виски. Я подсаживаюсь и присоединяюсь к их молчанию.

Каждый вечер я встречаюсь с ними здесь, в этом кафе.


Мне двадцать. До сих пор я жил почти в полном одиночестве. Но в силу возраста оставаться дольше в покое, который позволяет вести настолько замкнутую жизнь, уже не мог. К исходу нынешней весны, когда она начала превращаться в лето, мне сделалось совсем невыносимо.

Как раз тогда друзья, собиравшиеся в кафе «Сяноару», позвали меня с собой. Мне хотелось произвести на них хорошее впечатление. И я согласился. В тот вечер я повстречался с девушкой, от которой был без ума один из моих приятелей, Маки, мечтавший «сделать ее своей».

Девушка звонко смеялась под звуки оркестровой музыки. Ее красота напомнила мне вызревший плод, готовый в любую секунду упасть с ветки дерева. Его нужно было сорвать до того, как он упадет.

Она находилась на грани, и это привлекало.

Маки желал ее с жадностью измученного суровым голодом. Его страстное желание пробудило и во мне зачатки страсти. С этого начались мои злоключения…


Неожиданно один из друзей откидывается на спинку стула и поворачивается ко мне. Губы его шевелятся – он что-то говорит. Но из-за музыки я ничего не могу разобрать. Поэтому наклоняюсь к нему поближе.

– Маки думает передать сегодня этой мэдхен[5] письмецо, – повторяет он чуть громче.

На его голос оборачиваются Маки и еще один наш товарищ, смотрят на нас. Улыбаются серьезно. А затем все возвращаются к прежнему занятию: умолкают. Я один меняюсь в лице. Пытаюсь скрыть это за сигаретным дымом. Однако молчание, до того момента казавшееся приятным, внезапно становится удушающим. Джаз удавкой стягивает шею. Я хватаю стакан. Собираюсь выпить. Но пугаюсь собственного лихорадочного взгляда, отразившегося в стаканном донце. Сидеть тут дольше невозможно.

Я сбегаю на веранду. Царящий там сумрак остужает возбужденные глаза. И я, оставаясь незамеченным, принимаюсь издалека разглядывать девушку, стоящую под вентилятором. Подставляя лицо направленному потоку воздуха, она хмурится, и это неожиданно придает ей что-то возвышенное. Внезапно черты ее лица приходят в волнение. Она оборачивается в мою сторону и улыбается. Несколько секунд я пребываю в уверенности, что она улыбнулась, потому что заметила меня, наблюдающего за ней с веранды. Но очень скоро понимаю, что ошибся. С того места, где она стоит, мою застывшую в полутьме фигуру не разглядеть. Должно быть, ее жестом подозвал кто-то из гостей. Я гадаю: может, Маки? Девушка решительным шагом движется прямо на меня.

Чувствую, как тяжелы мои руки – словно налившиеся плоды. Опускаю их на перила веранды. К ладоням пристает покрывающая перила пыль.

2

В тот вечер сердце мое потерпело мгновенное крушение: так переворачивается разогнавшийся до предельной скорости велосипед. Это она задавала темп моему сердцу. А теперь скорость мгновенно упала до нуля. И похоже, собственными силами подняться я уже не способен.

– Тебя к телефону, – сообщает мать, заходя ко мне в комнату.

Я не отзываюсь. Мать недовольно ворчит. Наконец поднимаю голову и гляжу на нее. Изображаю на лице немую просьбу: «Оставь меня, пожалуйста, в покое». Мать смотрит с беспокойством и выходит из комнаты.

Стемнело, но я не собираюсь идти в кафе «Сяноару». Не спешу больше туда, где эта девушка, где мои друзья-приятели. Замер посреди комнаты, не шевелюсь. И прилагаю все усилия к тому, чтобы ничего не делать. Сижу, опершись локтями о стол, – голова покоится в ладонях. Под локтями книга, вечно открытая на одной и той же странице. Там, на этой странице, изображено чудовище. У него такая тяжелая голова, что оно само не способно ее удерживать. И потому она вечно катается по земле вокруг него. Периодически оно разжимает челюсти и сметает языком раскисшую от его дыхания траву. Однажды, не соображая, что творит, оно сожрало собственную ногу… Ничто и никогда не вызывало во мне более светлой грусти, чем это чудище.