Эта сцена произвела на молодого человека необыкновенное впечатление. Он даже нашел в жестокосердии красавицы какое-то извращенное очарование. Сочувствовать мальчику-полукровке он, разумеется, не мог.

Вечером, когда он уже лег в кровать, его долго не покидал навязчивый образ баронессы, то и дело возникающий под опущенными веками и вновь исчезающий – словно мотылек, который кружит, раз за разом подлетая к одной и той же точке. Стараясь прогнать видение, он попытался представить свою рубенсовскую Фантазию. Но при сравнении с баронессой она показалась не более чем выцветшей репродукцией, и это открытие лишь усугубило мучения.

* * *

Тем не менее с наступлением утра загадочная притягательность видения пропала, как пропали куда-то с рассветом и ночные мотыльки. Пришло чувство необъяснимой свежести. В первой половине дня молодой человек предпринял длительную прогулку. Ближе к полудню решил немного отдохнуть и остановился выпить в путевом домике холодного молока. Подумалось даже, что если он в таком бодром расположении духа возьмется излагать вчерашний инцидент Фантазии и ее матери, дамы, пожалуй, не воспримут этот случай сколько-нибудь серьезно.

До города было еще довольно далеко, вокруг раскинулась лиственничная роща.

Он сидел за деревянным столом, подперев рукой щеку, а над головой у него болтал попугай, подражавший человеческой речи.

Однако птичья болтовня его не интересовала. Он самозабвенно рисовал в воображении свою рубенсовскую Фантазию. Образ наполнялся непривычно сочными красками, и это было приятно…

Тут он услышал, как по узкой тропинке, которая с его места была не видна – обзор перекрывали ветви деревьев, – к домику подъехала пара велосипедистов. Вслед за тем раздался звонкий голос: разглядеть, кто говорит, все еще не представлялось возможным, но голос несомненно принадлежал девушке.

– Может быть, зайдем выпьем чего-нибудь?

Услышав этот голос, молодой человек удивился.

– Опять? Мы уже третий раз останавливаемся, – отозвался мужской голос.

Молодой человек со смутным беспокойством посмотрел на пару, которая зашла в путевой домик. И, против ожиданий, увидел встреченную накануне баронессу. Спутник ее, весьма элегантный, с изящными чертами лица, был ему незнаком.

Бросив взгляд в сторону молодого человека, спутник баронессы направился к столику в противоположном конце зала. Но барышня предложила:

– Сядемте лучше поближе к попугаю.

И пара села за ближайший к молодому человеку столик.

Барышня повернулась к нему спиной – как ему показалось, нарочно. Попугай, изображая человеческую речь, кричал все громче. Барышня время от времени изгибала стан, оборачиваясь, чтобы взглянуть на птицу. И каждый раз, когда она так делала, молодой человек спешил отвести нацеленный ей в спину взгляд.

Барышня щебетала не умолкая, обращаясь то к своему спутнику, то к попугаю. И голос ее порой звучал точь-в-точь как голос Фантазии а-ля Рубенс. Это-то сходство и удивило молодого человека, когда он услышал, как она говорит.

Спутник баронессы не только чертами лица, но и утонченностью манер разительно отличался от прошлогодних мальчиков-полукровок. Все в нем было в высшей степени деликатно и аристократично. В столь резком контрасте между кавалерами молодому человеку почудилось что-то почти романическое, в духе тургеневской прозы. Должно быть, барышня вошла в тот возраст, когда начала наконец осознавать собственное положение в жизни и обществе.

…Рассуждая вот так, свысока, о сидящей рядом девушке, молодой человек ощутил тревогу: стоит зазеваться, и его самого, не ровен час, затянет в тот же роман.