– Цигун – тоже искусство?

«Абсолютно! Его высшее проявление! Искусство владения телом, управления энергией, искусство быть расслабленным внешне и сконцентрированным внутри, для меня это все – искусство. В этом безумное количество творчества, творческой энергии и творческого потенциала.

И то, что я нахожу в цигун, я переношу на другие виды искусства – и тогда его качество меняется. Так же как в пении – если ты чувствуешь, что хочешь донести, получается круто и очень глубоко, а если ты не в процессе, то даже слушать не хочется. Важно наполнять смыслом то, что ты творишь».

– Абсолютно согласна! Так что все-таки ты решила делать дальше?

«Я хочу создавать искусство».

– Интегрированное?

«Да! У меня есть идея в объединении искусств и создании их синтеза. Вообще разные виды искусства имеют тенденцию соединяться. И я хочу объединить фотографию, пение, видео вместе с цигун и создать что-то глубоко-глубоко личное, что будет цеплять людей. Не хочется делать то, что тебе скажут, хочется творить самому – рождать искусство, а не быть исполнителем чьей-то идеи. Но для этого нужно глубже погрузиться и поизучать себя».

«Многие вещи стали на свои места»

Вадим Лавлинский, преподаватель спортивного и традиционного кунг-фу

Москва

«Я уже полтора-два года изучаю цигун у Владимира Сидорова и стараюсь переносить традиционные вещи, которые он дает, на свою практику. Дело в том, что изначально многое изучалось не из первоисточника, а в трансформированном виде, и сейчас очень здорово, что есть возможность «потрогать традицию».

– Что нового ты узнал на третьем зимнем инструкторском курсе школы Хуньюань?

«Многие вещи стали на свои места. Первые две школы дали осознать, что я ничего не понимаю в ушу, а на третьей я понял, что, с одной стороны, я не понимаю еще больше, а с другой стороны, что все, что мы делали до этого, имеет какой-то смысл. Как будто ты одновременно и отдаляешься от того, чем занимаешься, и приближаешься к этому. В качестве примера можно привести два самых ярких момента этого курса – бань мабу и растяжку».

– Что в них было такого особенного?

«За последние два года я убедился в том, что один тазобедренный должен быть открыт, а второй закрыт, и в туйшоу это очень помогало. А в бань мабу оба тазобедренных открыты – и во время курса я понял, что и это тоже имеет смысл. То есть, акцент смещается вообще в другую сторону и получается, что все знания, которые есть – а их, благо, накопилось много за последние тринадцать лет – их все надо перебирать заново и выискивать то зерно, которое действительно полезно и применимо. И, разумеется, затем заново его прорабатывать и отрабатывать. То есть, тут поле деятельности лет эдак на -дцать».

– Мне кажется, у нас постоянно происходят такие циклы, когда нужно снова и снова обрабатывать ситуацию по-новому.

«Да, абсолютно. Просто если ты начинаешь это делать вместе с человеком, который находится в традиции, то ты не тратишь время на то, чтобы сперва делать что-то непонятное, а потом из непонятного делать понятное. С другой стороны, это может и облегчать задачу, потому что для многих на курсе бань мабу было просто откровением и стрессом для тела и психики. Для меня это не было стрессом, и чисто технически я сразу сделал правильно. Но потом начались детали. А вот когда начались детали, стресс начался и у меня».

– Ахахах, все понятно. А что там с растяжкой? Ты сказал, растяжка – это второе откровение за курс.

«Обычно, когда мы растягиваемся, мы сначала идем до границы с болью, а затем через эту боль. При этом телу становится очень больно. И это плохо. Здесь же мы подходим к границе с болью, а затем делаем вдох вдоль линии боли. То есть, мы не поперек ее проходим, а движемся вдоль, при этом растягивается задняя поверхность бедра, сокращается передняя, и вытягивается спина. Это противоположно тому, что хочет на автомате сделать тело – согнуть спину, согнуть ногу, а бедро напрячь. Мы делаем все наоборот, и это дает нам очень много здоровья. Гравитация нас сгибает, а в растяжке мы разгибаемся.