– Он… он… – сквозь слезы отвечала мышка, не выпуская умирающего Марка из рук.

– Он спас меня! Оттолкнул… И принял клинок, – выдавила из себя Лира, не находя покоя.

– Скорее нужно вынуть клинок! – сел на землю возле мальчика мечник, обхватив рукоять обеими руками.

– Арк, ты не хуже остальных знаешь, что ему уже не помочь, – положил ему на плечо руку высокий мышь.

– Нет! Нет! Это моя вина! Я делал из него приманку, и вот к чему это привело?! – не успокаивался мышь, которого звали Арк.

– Арк, прошу, сделай что-нибудь?! – заливалась слезами Лира, самая юная из всего отряда, которую силился оттащить в сторону здоровяк.

– Даже если тебе удастся вынуть его, такие, как эти – ряженые в маски, часто используют отравленные клинки, – прогремел голос здоровяка, как приговор.

– Не-е-е-ет! – захрипела Лира и бросилась к нему.

Вцепившись в плечо, она принялась бить его в грудь кулачками.

– Прости Лира, ему уже не помочь, – молвил тихо высокий мышь, чем повторно вынес приговор Марку.

– Нет! – воскликнул вдруг Арк. – Его еще можно спасти! – схватился за рукоять клинка мышь и быстрым движением вынул его, и приложил к своей ладони.

– Аркаим… – хотел остановить его высокий мышь, схватив в последние мгновения его руку с клинком. – Ты прекрасно знаешь, что сделав это, ты обречешь его…

– Я знаю! Но он будет жить! – поднял на него глаза Арк, в которых мышь прочитал все, что было у того на сердце.

– Хорошо! – кивнул ему высокий мышь.

Арк, недолго думая, полоснул свою ладонь клинком, даже не задумываясь, что он может быть отравлен.

Затем, прислонив ладонь, с которой закапала кровь, к груди Марка, из которой рекой сочилась кровь, и который почти не дышал.

Порезав и свою ладонь, тоже самое сделал и высокий мышь. Оба мыша, схватившись вторыми руками, крепко сжав рукопожатие начали бубнить что-то невнятное и еле слышное…

Нестерпимая жгучая боль в груди за считанные мгновения сменилась непроглядным мраком и тьмой. Казалось, весь мир канул в лету, и ни что более не способно вернуть его. Но как же внезапно, как опустилась ночь, вспыхнули яркие вспышки, озарив своим слепящим светом все и вся.

Не успел Марк понять, что мир для него потерян, как он вдруг стал ощущать покалывание во всем теле и морозящий сердце и душу ветер. Он был настолько холодным и сильным, что вмиг заставил его открыть глаза. И то, что он увидел, никак не укладывалось у него в голове.

Его взору предстал холодный и мрачный пейзаж. Всюду были лишь одни голые скалы, цвета свинцовых туч, до такой степени безжизненные, что на фоне серого как ночь неба, казались крайне угнетающими и наводили нестерпимую тоску по родным местам, где всюду росли деревья и зелень. А здесь – одно сплошное Ничего, сковывающее разум и разрушающее остатки надежд.

Это показалось Марку крайне странным. Он все видел, и даже осязал, чувствовал внутренне смятение, но все это ему не принадлежало. Казалось, он все это видит чужими глазами. Эта мысль ужаснула его, и он захотел закричать, но и это ему не удалось. Захотел сделать движение рукой, но и это ему не удалось. Все, что ему оставалось, это безмолвно за всем наблюдать.

– Твое имя? – раздался позади голос, на что Марк хотел произнести свое, но из уст донесся крайне изможденно и тихо:

– Алия…

– Неверно! – сказал, как отрезал все тот же голос.

– Отныне ты 20—18, заруби себе это на носу, – произнес голос, и чтобы тот к которому он обращался, запомнил, развернул его к себе лицом, вонзив свои когти ей в подбородок.

– Ты совсем не дурна собой. Может еще мала, но пройдет время и может… – оборвался голос крысеныша, совсем еще молодого подростка, ровно коричнево-серого окраса с голубоватым отливом, чьи темно-рубиновые глаза светились недобрым огоньком, когда к нему подошел здоровяк в маске.