– Вот, «девяностые», лихие были! – с восторженной грустью в голосе продолжил Уайт, – Нет – нет, кого – нибудь, да и «завалят». И не раз в год, как сейчас, а три раза в неделю, как минимум. Денег – море было…
– А, ты по прошлому – то, особо не тоскуй, – криво усмехнулся Блэк, – В прошлом, не только «девяностые» были, а ещё и весь век двадцатый, почти. А то накаркаешь… Вернутся времена «весёлые»… Разграбят, развалят всё до основания, а затем, по – новой строить начнут… из говна и палок. И видать, недолго осталось. Нищий чел – опасный чел! В природе – всё по спирали. Всё – возвращается.
– Верно толкуешь, – вздохнул Уайт, – Обещали же когда – то большевики, что денег не будет. Вот и пришло времечко…
– У меня их давно уже нет. Да и «бычки» в подъезде закончились, – посетовал Блэк.
– Ну, так работать иди, мил человек! – искренне возмутился Уайт.
– Что – то не очень хочется… бесплатно, – огрызнулся Блэк и умолк.
После недолгой паузы Уайт философски, назидательно подняв указательный палец, изрёк:
– Если будешь убивать время – время убьёт тебя! Харэ, дурака валять! Завтра со мной поедешь!
– Может и правда, харэ? – немного подумав, согласился Блэк, – Поедем!
2.
А в этот час, на одном из городских бульваров появились две прекрасные дамы: одна – яркая блондинка, другая – жгучая брюнетка. Невооружённым взглядом можно было определить, что они сёстры и причём – близнецы. Оглядев сверкающую огнями новогоднюю ёлку, стоящую прямо посреди замёрзшего пруда, по ледяной поверхности которого скользили на коньках раскрасневшиеся от мороза горожане, от ма́ла до вели́ка, блондинка тихо произнесла:
– Люблю я этот город. Душевных… много…
– Если бы… ни гости эти… – добавила брюнетка.
Странные дамы присели на заснеженную скамейку, мимо которой трусцой бежали двое, в одинаковых ярких спортивных костюмах: женщина (почти бабушка) и мужчина (почти дедушка), показывая всем своим видом превосходство здорового образа жизни над губительным её прожиганием.
– И не курят, небось… – хищно улыбнулась блондинка, глядя им вслед.
– И не пьют, поди… – добавила брюнетка и, хитро взглянув на сестру, достала из сумочки маленькую старинную золотую фляжку.
Пока «спортсмены» совершали очередной круг, дамы сделали по глотку и продолжили свою странную беседу.
– И вот, куда бегут только? – задумчиво произнесла блонди, – Сидели бы дома. Инфаркты и тромбы, они, что в квартиру нагрянут, что здесь догонят. И в чём разница? У каждого – час свой!
– Не скажи, – тихо отозвалась брюнетка, – Уж лучше добежать до него трусцой, нежели докатиться в инвалидной коляске. А это уже – вопрос качества жизни, и уж никак, её продолжительности. Потом, после нескольких секунд паузы, спросила, – Ты… точно… решила?
И, в тот момент, когда спортивная парочка поравнялась со скамейкой, блондинка сделала ещё один небольшой глоток из золотой фляжки, открыла крышку старинных золотых часов, посмотрела на золотой циферблат и со словами: «Да! Хватит уже ему… тут…» – сложила указательный и средний палец в виде пистолета, направила на бегущего мужчину, тихо произнесла «пуфф» (после чего, послышался еле уловимый звук, срезающей траву, косы) и мужчина, схватившись за грудь, сначала перешёл на медленный шаг, затем тихо опустился на сугроб и мгновенно замер. Насмерть перепуганная женщина наклонилась над ним, взяла за руку, пытаясь нащупать пульс, и отчаянно закричала:
– Скорую! Вызовите скорую!
На что блондинка, дунув в свои два очаровательных пальчика, как в ствол пистолета, равнодушно произнесла:
– Не трудитесь, мамаша. Час его пробил. И это – понимать надо. Не маленькая…