В автобусе царила уютная, сказочная атмосфера и было такое ощущение, что на задней площадке катафалка, горит камин. Музыка не родившегося композитора проникала во все клетки организма и, казалось, наполняла улицу.
«Пора нам», – неожиданно заявила Лайфа через час общения и направилась к двери. Следом за ней прошла Десса и тоном, не требующим возражений, произнесла: «Провожать не надо».
На прощание Уайт всё же попросил:
– Не оставляйте нас, пожалуйста, с кучей вопросов в голове. Раскройте секрет. Что это было сегодня?
Десса, немного подумав, уклончиво ответила:
– Ну, во – первых, он же сам сказал, что видел в этой жизни всё и что это «всё», ему уже надоело. А во – вторых, вы же тоже, сами сказали, что вам деньги нужны. Вот теперь, и вы при деньгах будете и он, вполне обеспечен новыми и довольно острыми ощущениями, – и добавила, – Можете мне поверить… на целую… Вечность!
Дверь открылась сама собой и Лайфа с Дессой оказались на улице. Уайт, было, ринуться за ними, но дверь резко захлопнулась, а странные дамы успели раствориться в снежной мгле. Музыка, цветы и камин исчезли сами собой, а наши друзья, очутившись в полной тишине, с недоумёнными лицами, молча смотрели друг на друга.
– Ты не знаешь, что это было? – очнулся через какое-то время Уайт.
– Белая горячка, похоже. Допились мы… – тихо и печально констатировал Блэк.
– У обоих, сразу? Так не бывает. Плесни – ка мне ещё.
13.
«Кот из дома – мыши в пляс!», пронеслось в голове Гришки, когда он, вместе со Славиком, въехал по раскуроченной, стёпкиной фурой, дороге, в некогда ухоженный загородный посёлок. Чуть позже, увидев опухшую от бессонной ночи физиономию Любаши, в его голове снова пронеслось: «Наверное, от слёз».
– Всю ночь не спала, — «подтвердила» его догадки Любаша и заголосила, – Вот, как я теперь без него?! Это же безумная, безумная любовь была между нами!
– Ничего, Любочка. Жизнь продолжается, – с ехидной улыбочкой произнёс бывший охранник и тихо спросил, – А дорогу – то, кто раздолбал, Люб?
– А мне почём знать?! – забеспокоилась новоиспечённая вдова, – Не до того мне было! – и снова горько зарыдала.
– Ну ну… – только и смог вымолвить Гришка, глядя на лежащие под берёзой, мужские «семейные» трусы и бюстгальтер, предательски свисающий с ёлки, – Обревелась, поди, за ночь то, сиротинушка? Ну, ты уж не убивайся так. Давай делом займёмся. Хоронить надо Митрича.
14.
Телефонный звонок, раздавшийся в шесть утра, в который раз доказал, что сон и дружба – понятия несовместимые. Позвонил Уайт и крайне подавленным тоном, спросил у Блэка:
– Чайник, поставишь?
– Уже кипит! – Блэк положил трубку, встал с кровати и, заскочив на минутку в самый маленький закуток своей квартирки, поплёлся в кухню.
Звонок в дверь не заставил себя ждать. На пороге стоял Уайт. Он был гладко выбрит, подтянут, в новой, «фирменной» одежде и приятно пах. Запах дорогого парфюма волнообразно распространялся по всему подъезду, что вызвало у Блэка внезапное недержание «желчи»:
– У тебя чё, тараканов морили? А что ж, ко мне – то не зашли?
– Уймись, мудила! Это «Армани»! У человека горе, а он стебётся. Я ночь не спал. Все пальцы, вон, изгрыз. Жил себе не тужил, спал как убитый, и тут — на тебе! Вот что теперь делать? А если даже, найду? Что я смогу дать ей? Старенький автобус с «дискотекой»? Или крохотную квартирку, напополам со старенькой мамой? Вот теперь – то и призадумаешься над собственной ущербностью, сквозь призму квартирного вопроса. И в этой безвыходной ситуации, честно скажу тебе, брат Сергий, чувствую себя жалким, горемычным уёбищем, непонятно за что положившим целую жизнь за проживание здесь. Странно всё. Я Родину люблю, а она меня нет! Неее… Ну, надо же так…! Народиться на Свет Божий всего однажды, и почему – то, попасть, блядь, именно сюда! Вот, хули это за жизнь? Смех, сквозь слёзы. Это только потом, посмертно, когда ты отдашь свой последний, хуй знает кому и хуй пойми за что, долг, тебе, может быть и выделят отдельную «жилплощадь», блядь… два, на метр восемьдесят и метр семьдесят вглубь. Да и то, хуй знает в какой дали от родного города. Ну ладно, я… Тут, хоть спиздишь чего – то, объебёшь какого – нибудь мордоворота, с которого не убудет… А, простые работяги – то как живут?! Обрыдаешься.… И главное, спиздить – то им уже, бедолагам, нечего, потому что все, кому надо, всё, уже давно спиздили.