Весна в моем декабре Ульяна Соболева

Сегодня мне 43. И за всю свою взрослую жизнь я ещё ни разу не чувствовала себя настолько чужой в собственной коже.

Серебристый браслет чуть скользил по запястью, сверкая в тусклом свете прихожей. Лак на ногтях был идеально ровным, чёрное платье сидело так, как будто шилось на заказ. Всё выглядело… правильно. Даже в моих глазах.

Но я смотрела в зеркало и видела перед собой не женщину. Оболочку. Пустую, выхолощенную, гладкую, холодную. Такой должна быть успешная женщина. Такой я должна быть.

Я провела пальцами по ключицам, словно пытаясь нащупать в себе хоть что-то настоящее. Хоть что-то живое. Но под идеально уложенными волосами, под дорогим парфюмом, под слоями макияжа было лишь одно: выжженное пустыней сердце. Я потратила всю свою энергию на то, чтобы стать тем, кем я была сейчас: адвокатом, матерью, профессионалом. Но как женщину меня давно уже никто не видел.

– Юля, соберись. Это просто вечеринка, – я сказала это вслух, чтобы услышать хоть какой-то голос, кроме своих мыслей.

Но где-то внутри зашевелилась злость. На кого? На себя? На него?

Три года прошло, как он ушёл. Три года, как я осталась одна. И за это время я пыталась внушить себе, что всё хорошо. Что мне хватает работы, сына, дел в адвокатской конторе. Но стоило вспомнить, как он смотрел на меня в тот последний вечер, когда мы сидели за одним столом, как во мне взрывался вулкан.

«Ты всё сделала для семьи. Ты была идеальной женой». Эти его слова, которые тогда казались почти признанием, сегодня звучали издёвкой. Да что ты знаешь, сволочь? Что ты знаешь обо мне?

Он ушёл легко. Бросил меня, оставил Глеба и с головой нырнул в новую, молодую жизнь. Он выбрал что-то свежее, готовое смеяться над моими морщинами, над тем, что у меня уже не такая фигура, как в двадцать.

И вот теперь я стою перед зеркалом, собираясь туда, где должна "расслабиться" и "жить", как говорила моя коллега. Жить? Я даже не помнила, что это такое.

Она вытащила меня из дома почти насильно, словно знала, что иначе я никогда не позволю себе выйти за рамки.

– Ты обязана расслабиться, Юля. Ты заслуживаешь немного жизни! – настаивала она.

А я устала спорить. Пусть. Если ей кажется, что клуб и танцы сотрут мои проблемы и заживят трещины, то пусть.

Но как только я переступила порог клуба, я поняла, что это была ошибка.

Музыка била в грудь, как молот. Басы отскакивали эхом, заполняя лёгкие, словно я пыталась дышать рваным воздухом. Гул, световые лучи, мельтешение лиц, запах алкоголя и чужих духов – всё это напоминало другой мир. Мир, в который я не принадлежала.

Толпа двигалась, переливалась, будто единый организм, в котором не было места для таких, как я.

Слишком старая. Слишком чужая. Слишком потерянная.

У стойки бара я задержалась, как на спасительном острове. Бокал белого вина. Нет, два бокала. Холодный, кислый привкус пытался затушить внутри меня пожар самокритики, но с каждым глотком я чувствовала только, как больше ухожу в себя.

Кто я здесь? Женщина, пытающаяся доказать самой себе, что ещё что-то могу? Карикатура на молодость?

Я отвернулась к зеркалу за баром, но даже там встретилась с собой глазами. И мне показалось, что где-то на краю моего зрения мелькнула другая я. Та, что смеялась, танцевала, жила. Где она?

Я стояла у барной стойки, пытаясь раствориться в собственном бокале вина.

Холодное, чуть терпкое, оно обжигало горло, но не приносило ни облегчения, ни забытья. «Как ты жила последние три года?» – этот вопрос звучал у меня в голове, как давняя мелодия, которую невозможно выгнать. Ответ был прост: никак. Я была адвокатом. Матерью. Существом без цвета.

Женщины из моего прошлого, той, что когда-то смеялась, любила, чувствовала, давно не было. Осталась только оболочка.

Я делала вид, что пью, но на самом деле смотрела на своё отражение в зеркальной стене за стойкой. Чужое лицо. Слишком серьёзное. Слишком уставшее. Но кому, чёрт возьми, это нужно было объяснять? Никто даже не смотрел в мою сторону.

Почти никто.

– Можно вас угостить? – голос раздался рядом, такой внезапный, что я вздрогнула и чуть не уронила бокал.

Я повернула голову. И в первый миг подумала, что ослышалась. Он появился из ниоткуда.

Высокий, с расслабленной уверенной осанкой. Его глаза прожигали насквозь – насмешливые, дерзкие. Слишком дерзкие для мужчины, который явно был… младше меня. Его скулы резко очерчивали лицо, тонкие губы кривились в ленивой улыбке. Это не была классическая красота. Это была красота опасная, почти звериная. Он выглядел так, как будто привык, что мир падает к его ногам.

Я не могла сразу ответить. Да, я адвокат с опытом работы в десятки лет, способная выдерживать любое давление в суде. Но сейчас я лишь уставилась на него, словно он говорил не со мной.

– Вы? – наконец, вырвалось у меня. Голос прозвучал низко, с лёгкой улыбкой, но эта улыбка была скорее защитной реакцией. – Серьёзно?

Он рассмеялся. Лёгкий, короткий смех, как щелчок. В этом смехе было всё: уверенность, умение играть и абсолютное отсутствие сомнений в своих словах.

– А что? Вам не часто делают такие предложения?

Его взгляд был обжигающе прямым, дерзким.

Я вскинула бровь, изображая равнодушие, хотя сердце заколотилось сильнее. Равнодушие спасает, Юля, всегда спасает, говорила я себе.

– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать, – бросила я сухо, надеясь, что мой тон его остановит.

Он чуть склонил голову, словно изучая меня. Потом усмехнулся – медленно, лениво, будто я только что сказала что-то невероятно забавное.

– А я младше? Я не заметил.

Чувствуя, как жар поднимается к щекам, я отвернулась. У меня было два выхода: развернуться и уйти или сделать вид, что ничего не произошло.

Я хотела уйти. Правда. Я уже готовилась подняться и сказать ему что-то резкое, но вместо этого замерла. Его уверенность… эта чертовская, хладнокровная уверенность в своём праве сидеть здесь рядом со мной. Кто он такой, чтобы смотреть на меня так?

Его взгляд. Этот чёртов взгляд, который скользил по мне, как наждачная бумага, с лёгкой, почти ленивой усмешкой. Будто я – главный приз, и он уже знал, что приз его.

Он зацепил меня. Его дерзость была неподражаемой.

– Почему вы всё ещё сидите рядом со мной? – спросила я, поворачиваясь к нему и заставляя себя поднять подбородок. Я надеялась, что моя уверенность выглядит настоящей, но внутри я дрожала.

– Потому что мне нравится ваш взгляд, – ответил он спокойно. – Такой упрямый. Чуть отстранённый. Но всё равно живой.

Эти слова были почти ударом. Я не была живой. Я годами не была живой.

Мы говорили. Немного. Его слова, шутки, уверенные фразы звучали как фоновая мелодия. Они не имели значения. Имели значение только его глаза. Они обжигали. Лёгкие движения его рук, его близость… Всё это сокращало пространство между нами.

На танцполе я оказалась не по своей воле.

Всё случилось слишком быстро. Его пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, тёплой и чуть влажной, и я забыла, как сопротивляться. Музыка оглушала. Басовые удары, словно пульс, били в виски, но единственное, что я слышала, было моё дыхание – рваное, частое. Моё тело двигалось в ритме, которого я не осознавала. Моя ладонь в его руке. Его грудь напротив моей.

Он был слишком близко.

– Ты напряжена, – тихо сказал он, склоняясь к самому уху. Его голос был низким, бархатным, каким-то интимным, и я почувствовала, как мурашки пробежали по коже.

– У тебя глаз-алмаз, – огрызнулась я, стараясь хоть как-то прикрыть свою неуверенность. Но голос дрожал.

Он рассмеялся. И этот смех будто сжёг мой последний защитный слой. Лёгкий, уверенный, смех человека, который знал, что делает, который видел меня насквозь.

Его рука скользнула по моей талии. Я не успела оттолкнуть её. Или, может быть, я не захотела.

В этот момент я поняла, что забыла, как это – быть женщиной. Не матерью, не адвокатом, не частью системы. Просто женщиной. Быть увиденной. Быть желанной.

Его движения были почти ленивыми, как будто у нас впереди целая вечность. Но в них читалась настойчивость. Я чувствовала, как он сокращает расстояние между нами: его пальцы едва касались моей спины, его дыхание щекотало кожу.

Он наклонился ближе, настолько, что я почувствовала тепло его кожи и свежий, солоноватый запах, как будто он только что вернулся с моря.

– Тебе нужно выйти, – сказал он, его голос был глубоким и твёрдым. – Здесь душно.

Я едва кивнула, не понимая, что делаю. Как заворожённая, я шла за ним, чувствуя, как музыка и толпа остаются где-то позади.

Коридор был узким и плохо освещённым. Лампы дрожали, отбрасывая на стены длинные, искажённые тени. Стены глухо отзывались на наши шаги, как будто весь мир сжался до этой узкой полоски пространства.

– Ты зачем так смотришь? – я не выдержала, когда тишина стала невыносимой.

– Потому что ты красивая, – его ответ был простым, но звучал как вызов.

Я фыркнула. Почти рассмеялась. Почти.

– Это не так, – сказала я, глядя ему прямо в глаза.

Он прищурился, его взгляд стал острее, почти хищным.

– Ты лжёшь.

Он остановился. А я замерла.

В коридоре было холодно, но я чувствовала, как по моему телу растекается жара. Она разливалась медленно, пронзая каждую клеточку, сжигая остатки здравого смысла.

Его глаза… Господи, как он смотрел. Этот взгляд можно было спутать с прикосновением, настолько он был проникающим, смелым, без стыда.