– Вы занятой человек, – ответил он, – я не хочу тратить ваше время впустую, если вам вдруг придется читать мое личное дело.

– Академик Зильбер оказал мне очень высокое доверие, поручившись за меня и я намереваюсь, оправдать его, поэтому я хочу, чтобы вы знали. Я не собираюсь бежать и буду исполнять все ваши приказы. Но сейчас мне это просто необходимо.

– Необходимо что? – произнес я и в следующую секунду профессор, как заправский диверсант, сиганул из кузова грузовика, который притормозил на повороте.

– Э! Стой! – вскрикнул я, и по привычке, выхватив из кобуры ТТ, выскочил вслед за ним.

Профессор что есть сил рванул через небольшую площадь с разрушенным фонтаном в центре. Со стороны было видно, что он хорошо знаком с городом и бежит целенаправленно.

Я хотел выстрелить в воздух, но передумал и, спрятав оружие, побежал следом.

Сзади раздался скрип тормозов, и оба казачка, выпрыгнув из кузова, побежали за нами.

Профессор, который опережал меня на пару сотен метров, пересек площадь и, пробежав вдоль проезжей части, возле разрушенного дома, свернул в переулок.

В этот момент я побоялся, что упущу его и мне достанется за это, но когда я повернул следом, то увидел, как он молча стоит возле другого разрушенного здания.

Со стороны переулка от пятиэтажного кирпичного здания остался лишь парадный фасад, который мог обвалиться в любую минуту. Но как же странно было смотреть на эти зияющие пустые окна, в некоторых из которых по-прежнему мирно висели занавески, а на первом этаже, за чудом уцелевшими стеклами, на деревянном подоконнике, стояли горшки с зацветающими розами.

Часто дыша, я подошел к профессору и спросил: – Вы хотите, чтобы вас пристрелили при попытке к бегству?

– Это наш дом, – показал он.

– Мы жили на четвертом этаже в квартире с номером тринадцать. Отец очень не любил нашу парадную лестницу, потому что на ней были очень высокие ступени и он часто оступался. Один раз он так сильно ушиб колено, что целую неделю сидел дома. И эта травма потом очень долго беспокоила его.

– А еще у нас долго работала кухарка Марта, – улыбнулся профессор.

– Она была очень красивая, но ей никак не везло с женихами. А мама говорила, что все красивые женщины слабохарактерные и гулящие, поэтому от Марты и сбегали женихи.

На развалинах послышался какой-то грохот, и я снова достал ТТ.

Профессор подошел к перекошенной двери парадной и, с усилием оттолкнув ее, вошел во внутрь дома, вернее в то, что от него осталось.

В этот момент в переулок свернули два казачка и я, не боясь за тыл, последовал за ним.

Как оказалось при осмотре, часть парадной и первого этажа все же уцелела. Может, поэтому оставшаяся стена дома, имея хоть какую-то опору, устояла.

Из трех квартир целы оказались две.

Где-то снова послышался грохот, и профессор, поднявшись по лестнице, усланной битым кирпичом, аккуратно открыл дверь квартиры слева.

Я пошел следом. Аккуратно ступая по лестнице, я увидел зияющую пустоту лестничного пролета второго этажа и яркий уличный свет за покосившимися дверьми второй квартиры, прямо перед собой.

В первой квартире, находившейся слева, почти все было цело.

– Фрау Гретта! – произнес профессор по-немецки и также по-немецки спросил, – Есть кто?

В дверном проеме, прямо перед профессором, в ту же секунду, невесть откуда, вырос высокий парень в форме гитлерюгенда.

Находясь от профессора в нескольких метрах, я лишь успел крикнуть, – ложись!

Очередь из МР-40 прошила входную дверь надо мной и я, падая, несколько раз, не целясь, выстрелил в дверной проем.

Немец скрылся за дверью, и я услышал звон разбивающегося оконного стекла и следом за этим очередь из ППШ и окрик на всю улицу, – А ну стой! Фриц!