Это был глаз. Он был огромный круглый и жёлтый. С вертикальным черным зрачком. Глаз посмотрел прямо на юношу, и море наполнилось новым стоном. Под водой он звучал просто невыносимо.

Этот звук рассказывал историю мирного и древнего существа. Одного из тех, что поют колыбельные, чтобы успокоить бури и предотвратить цунами. Существа, живущего на глубине, но раз в сто семьдесят лет, поднимающегося на поверхность, чтобы спеть свою песню небу – в ту самую ночь, когда все планеты и солнце выстраиваются, чтобы её услышать. Существа, неизвестного ни людям, ни морскому народу – только в легендах, которые рассказывают ребятишкам самые старые и мудрые ундины, можно встретить огромную чёрную тень, поющую о внутренней тишине. Никто не знает его имени, ведь создание это ушло на глубину ещё до того, как Господь сотворил Адама и велел ему дать имена всему, что существует.

Беспечный Танцор парил в воде среди серебристых струек воздуха, тянущихся ввысь. Иногда они казались ниточками, на которых он подвешен, как марионетка. Иногда – сигналами азбуки Морзе, летящими в поднебесный мир – просьбой о помощи. История морского зверя вспыхивала в воображении юноши и гасла – будто свет пульсировал на обратной стороне век, показывая невероятные картины…

В этот самый момент стон смолк, и Сэм с Манушем вытащили Беспечного Танцора из моря.

Он тяжело дышал и выплёвывал солёную воду:

– Что случилось? – его взгляд метался между лицами друзей – бледными, как кислое молоко. – Что?!

– Ты чуть не утонул, – отвечал Сэм. Капитан бросился в море прямо в одежде, и теперь холодные струйки стекали с него на дощатую палубу. – Ты просто нырнул и… и всё. Что произошло?

– Не знаю, – юноша растерянно моргал, – мне кажется, я просто… уснул. И видел невероятный сон.

– Под водой? – Мануш бросил на Сэма быстрый взгляд и покрутил пальцем у виска.

– Что тебе снилось?

И Беспечный Танцор пересказал свой сон. О древнем и мирном подводном звере, поющем колыбельные для бурь.

– А теперь ему больно! – Танцор ухватил Сэма за локоть. – Якорь с «Морского облака» вонзился ему в спину и накрепко застрял. И зверь висит в воде, боясь двинуться, чтобы не потопить корабль – потому что не хочет навредить людям.

Мануш снова принял многозначительный вид, покивал, вытянув губы, и покрутил пальцем у виска. Капитан «Морского конька» только отмахнулся от него:

– Так или иначе, нужно его вызволять!

Дело это оказалось совсем не простым. Теперь моряки ныряли, обвязанные верёвкой. А тот, кто держал эту верёвку за другой конец, внимательно следил за карманными часами – чтобы начать вытаскивать товарища ровно через минуту, на случай, если тот уснул, убаюканный присутствием глубоководного зверя.

В воду погружались теперь по очереди, чтобы не замерзать. Первые пятнадцать погружений мореходы исследовали, что же там случилось: где этот якорь, насколько глубоко он засел в теле чёрной громадины, под каким углом. Вот уж где познания Сэма в геометрии, наконец, пригодились!

Якорь – в некотором смысле, наконечник стрелы, только не заточенный. Вперёд он движется легко, ведомый собственной тяжестью и сужающейся к окончанию формой. Обратно идёт тяжело. Цепляется за всё вокруг развёрнутыми назад рогами, тащит, тянет, не отпускает.

В общем, дело было плохо.

Вода больше не бурлила, и Сэм неподвижно висел над пропастью, глядя в жёлтый разумный глаз.

– Якорь засел глубоко, и если тянуть – будет совсем плохо. Нам придётся сделать два глубоких надреза, чтобы вынуть его, не вырвав кусок

мяса, – он изо всех сил концентрировался на этих мыслях. Но они были слишком сложными. – Будет больно. Потом боль станет меньше. Мы поможем, – так было легче. Он повторял это снова и снова, глядя в полновесную жёлтую луну с чёрной полосой посередине, пока его не дёрнули за верёвку наверх.