– Двоих, – кратко ответствовал воевода, показав два пальца для большей убедительности.

– Двоих с искалеченной десницей? – Хальвард не смог скрыть удивления, подумав, что его соглядатаи явно недооценили боевую хватку юного варяга.

– У него был добрый знахарь, – произнес Перемысл и, помолчав, неожиданно решил развить эту тему. – Женские руки творят чудеса, боярин.

– Да, – согласился Хальвард, лихорадочно соображая, зачем же все-таки пожаловал воевода.

– Вот это-то меня и тревожит, боярин, – озабоченно вздохнул Перемысл. – Князь Воислав послал в дар конунгу Олегу именно такие руки.

– Девицу?

– Да.

– Славянку?

– Германку. Говорит, что не помнит, откуда родом. Зовут ее Инегельдой.

– Ты говорил о ней конунгу?

– Я говорю о ней тебе.

– Тогда очень прошу доставить ее ко мне для беседы, воевода.

– В сенях ждет, – произнес Перемысл, вставая. – Я пошел, дело сделано. Жди, боярин, сейчас приведут.

Откланялся и вышел, и почти тотчас же ввели Инегельду, с головой укрытую легким покрывалом. Сопровождавшие ее сразу удалились, без всяких слов оставив девушку у порога. Хальвард делал вид, что по горло занят, рассматривая первый попавшийся свиток и бросая поверх него короткие взгляды. Девушка стояла там, где ее оставили, не шевелясь и, кажется, не дыша. «Раба? – подумал боярин. – Если нет, то тебя неплохо подготовили ее изображать».

– Сними покрывало.

Инегельда перебросила покрывало за голову, на плечи, и в покоях как будто стало светлее от теплой волны ее золотых волос. Этого Хальвард не ожидал и, опустив свиток, теперь разглядывал ее уже в упор. Она продолжала стоять совершенно неподвижно, ни разу не подняв на него глаз.

– Имя?

– Инегельда.

– Я спрашиваю о полном имени. Твоем и твоего рода.

– Рабыни не имеют рода, господин.

«Если ты и вправду рабыня, то готовили тебя в наложницы», – продолжал размышлять Хальвард. И спросил:

– Откуда ты?

– Из земли пруссов. Отдали в рабство за долги отца. Вот и все, что я о себе знаю.

– Имя твоего хозяина?

– Последнего звали Эвальд.

«Эвальд – „законный господин“, – перевел с древнегерманского Хальвард. – Может и не быть личным именем». И спросил:

– А первого? Второго, пятого? Назови всех.

– Было только двое. Первого не знаю, была слишком мала. У Эвальда прожила десять лет.

– Тебя учили?

– Танцам, пению, языкам, хорошему обхождению.

– Какие языки знаешь, кроме древнегерманского?

– Славянский. Няня была славянкой. Ее имя – Смирена.

– Эвальд продал тебя купцам?

– Нет, господин. Его усадьбу захватили балтийские даны. Была битва. Многих убили, а меня не тронули и вскоре продали двинским купцам.

– Оставив девственницей?

– Я невинна, господин, – тихо сказала Инегельда. – Невинность стоит во много раз дороже.

– И это подсчитали датские викинги? – усмехнулся Хальвард. – Ложь труднее правды: ее приходится запоминать.

Он сказал наугад, но по тому, как чуть дрогнули длинные ресницы, понял, что попал в цель. Размышляя, походил по комнате. Инегельда по-прежнему стояла не шевелясь, скромно потупив глаза.

– Сядь.

Она послушно села на край скамьи, положив руки на плотно сжатые колени. Хальвард оценил положение рук, посадку и в особенности прямую спину девушки: в этом проглядывала порода, этому невозможно было обучить. Не только сама Инегельда – все ее бабки и прабабки сидели именно так, как сидела она, не сутулясь и не напрягаясь.

– Ты знала, что тебя отдадут князю Воиславу?

– Нет, господин. Меня просто ввели в его покои.

– И он не воспользовался твоей невинностью?

– Нет, господин. Я…

Инегельда неожиданно замолчала. Хальвард подождал, но молчание затягивалось, и он спросил:

– Ты что-то хотела сказать?