За шелестом дождя он не расслышал характерного шороха летящего аркана, почему и оказался на земле неожиданно для себя. Его немного проволокли по мокрой скользкой траве, и только тогда он увидел выходившего из кустов славянина, деловито сматывающего туго натянутый аркан.

– Зачем ты связал меня, славянин? – закричал Дитмар. – Я исполнил свою клятву!

– А где твой приятель, варяг? Сидит в кустах и ждет, когда я подставлю спину?

– Он мертв. Клёст убил его в борьбе, я вбежал слишком поздно.

– И убил Клёста?

– В этой суме – его голова.

Все еще держа аркан натянутым, старик подошел к суме, открыл ее и заглянул.

– Страшноват.

– Я исполнил клятву. Отдай мне меч и отпусти с миром. Теперь мне надо исполнить клятву, данную конунгу Рюрику.

– Клятва есть клятва.

Славянин ослабил аркан, и Дитмар тут же сбросил его на траву.

– Верни меч. Мне далеко шагать.

– Меч – в обмен на голову палача.

– Но я же не смогу вернуться к Рюрику!

– Это – твоя забота, потому что ты и так не можешь вернуться. Даже с обещанной головой.

– Почему? – настороженно спросил Дитмар.

– Потому что ты убил своего напарника. Кажется, его звали Виттом? Зачем ты это сделал? Думал замести следы или не делиться наградой, которую получишь от Рюрика?

Дитмар хмуро молчал.

– Витт был опытным воином и вряд ли уступал в силе палачу. Да и преимущество было на его стороне: он ведь нападал неожиданно?

– И все-таки Клёст убил его, – угрюмо сказал Дитмар. – Это правда, старик, готов поклясться.

– Поверит ли конунг в твою клятву? Не оказать помощи товарищу в бою – самое тяжкое преступление, которое только может совершить варяг. За это полагается смерть, и Рюрик прикажет поднять тебя на мечи вместо награды. Так что тебе уже не нужна голова палача, тебе хорошо бы сохранить свою.

– Он мне поверит. Поверит!.. – закричал Дитмар. – Кто ты такой, чтобы угрожать мне гневом моего конунга?

– Я – палач, – медленно и как-то очень весомо произнес славянин. – Палачу верят даже конунги: его слово – секира. Жди здесь, я сейчас принесу твой меч.

Сказав это, славянин поднял суму с головой Клёста к неторопливо направился к кустам, равнодушно повернувшись широкой спиной к Дитмару. Секунду помедлив, варяг выхватил нож из-за голенища, в два прыжка настиг славянина, уже занеся оружие. Славянин резко обернулся, ударил Дитмара в лицо тяжелой мокрой сумой и тут же вонзил в его сердце собственный отточенный нож.

Утром посланец известил Хальварда, что воевода Перемысл, только что вернувшийся из Смоленска, желает прибыть к нему для важного разговора. Желание это было несколько неожиданным в устах молчаливого славянина, всегда подчеркнуто державшегося на расстоянии от забот Хальварда, что придавало просьбе о свидании особый вес. Хальвард продумал предстоящую беседу, решил, что она непременно коснется Сигурда, как прямого помощника Перемысла, и считал, что полностью подготовился к встрече. Сигурд мог счесть для себя оскорбительным способ, при помощи которого его побратали с Урменем, пожаловаться послу, и Перемысл, со свойственным ему прямодушием, вероятнее всего, шел требовать объяснений.

Вопрос был достаточно щепетильным, здесь нужны были осторожность и выжидательный подход. Хальвард понял это. Пришел Перемысл, и они, обменявшись должными приветствиями, уселись для беседы. Однако на все его расспросы о Смоленском посольстве воевода отвечал кратко и только то, что было известно решительно всем. И все же наблюдательный Хальвард быстро приметил особую тревогу, которую, впрочем, Перемысл и не пытался скрывать, и решил зайти с другой стороны.

– Я слышал, что Сигурду пришлось кого-то убить, выручая Урменя из беды, воевода Перемысл?