В другом крыле дома бледный свет луны пробивался сквозь куст сирени в окно спальни, высвечивая лицо молодой женщины. Она наконец заснула, и снился ей огромный, словно железнодорожный пульман, буфет. Он с укором говорил о незаслуженно нанесённой старику обиде:

– Ты пойми, девочка, у него и осталось радости в жизни – внуки, когда вы приезжаете, да воспоминания бесконечными зимними ночами. Я не просто старый буфет. Во мне хранятся секреты и истории многих жизней. И твоих отца с мамой. Вот чашка с щербинкой по краю. Он берёт её и ощущает тепло маминых рук, державших эту чашку когда-то. Вот шкатулка, где хранятся боевые награды. Сколько раз твой дед рассказывал отцу о той жестокой войне. Вот жестяная банка с пуговицами. Он помнит, как бабушка высыпала содержимое перед ним на столе и уходила по своим делам, а он часами перебирал это богатство, сочиняя истории о хозяевах этих пуговиц. Не лишай его радости. Человек жив, пока помнит…

Пропели петухи. Солнце брызнуло в окна дома и рассыпалось мелким бисером сквозь ажурные занавески. За столом, понурив голову, сидел старик. Скрипнула дверь, в кухню вошла дочка.

– Папа! – И кинулась к нему.

Старик резко поднялся.

– Доча!

– Прости меня! – одновременно воскликнули они.

– Пап, мир?

Старик улыбнулся:

– Конечно, мир!

Старый буфет хитро ухмыльнулся:

– Как жили, так и будем жить!

Вечером после ужина вся семья чаёвничала за столом. Старик вздохнул и словно невзначай бросил:

– Да разве так чаи гоняли раньше…

– Пап, а ты ребятам расскажи. Им интересно будет.

Дед оглядел внуков, подошёл к буфету и достал из ящика щипчики для колки сахара. Маленькие, потемневшие от времени, но по-прежнему «кусачие».

– Знаете, что это?

Зять попытался открыть рот, но жена мягко остановила его.

– Нет? – Старик подмигнул внукам. – Тогда слушайте…

Недопитый чай давно остыл, а старик говорил и говорил. Про огромные, килограмм на пять, сахарные головы, которые кололи молотком на куски. Как шумел на столе самовар, наполняя воздух ароматами еловых шишек. Как от сахарных кусков вот этими кусачками отщипывали малюсенький кусочек и, положив его за щеку, пили обжигающе горячий чай. Рассказывал про секреты заваривания травяных сборов, об их чудодейственной силе. Дети забыли про игрушки и про мультики. Сидели разинув рты.

– Пап! – шепнула дочка. – Уже поздно. Пора спать ребятам.

Дед глянул на часы, на внуков:

– И правда, пора.

– Ну, мам, ещё чуть-чуть, – заканючили дети.

– Спать, спать, спать! А завтра попросите дедушку, он вам ещё что-нибудь расскажет.

– Деда, расскажешь? – наперебой закричали внуки.

Старик открыл буфет, и на глаза ему попался увесистый утюг. Без проводов и регуляторов. Тот самый, которым самому довелось махать, чтобы угли не затухали и утюг не остывал.

– Обязательно расскажу, – промолвил с улыбкой дед и закрыл волшебную дверцу.

Ночь бесшумной тенью прокралась в дом. Тишина и безмятежность вступили на смену детскому смеху и звону посуды. Лишь на кухне был чуть слышен шёпот.

– Ну, что, уважаемый, скажешь? – нежно поглаживая облезлый бок буфета, спросил старик. – Не зря хранил свои тайны? Видал, интересно им!

– Знаешь, – отозвался буфет, – всё повторяется. Я столько раз на своём веку это видел…

Стараясь не шуметь, вошла дочь. Заметив отца, замерла на секунду, словно пойманный на месте воришка.

– Па! Я тут подумала, может, и мне что-нибудь сохранить в твоём буфете?

Тихо потянула выдвижной ящик и спрятала в глубине девичий дневник, чудом уцелевший со школьных лет.

– Там про вас с мамой много написано. Да и про меня есть. Пусть полежит пока. Время придёт, читатели найдутся…