Силкин замолчал, и на его живых, спрятанных за хитрым прищуром глазах заблестели слёзы.

Было поздно, и Михаил Иванович со словами «об остальном, если будет интересно, в следующий раз расскажу» проводил девочек, и, уже прощаясь у калитки, Силкин дал адрес Павла Семёновича Гольцова.

Того самого, второго выжившего из сорока пяти добровольцев, а ещё он посоветовал подругам сходить в гости к новым хозяевам бывшего дома Москвиных и попросить разрешения изучить чердак.

– Люди многое забывают, а чердак всё помнит, – произнёс он, посмеиваясь тем же почти беззвучным смехом, что и час назад, при встрече, и пошутил, почему девочки так поздно родились, «ну, хотя бы на десять лет пораньше…»

Вечер совсем посинел и притих, и уже скоро девочки растворились в сумерках, а Силкин остался у калитки, прислушиваясь, как где-то на другом конце посёлка мужской голос не спеша тянул одинокую песню:

Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…

И пока голос звучал, Силкин стоял у калитки, а костёр продолжал куриться, укрывая своим тёплым и горьким дымом восхитительную наготу русской земли.

* * *

Менее чем через два года туберкулёз победил Силкина, годы рабства, война и плен не прошли даром. И больше некому было по весне удобрять и расчёсывать землю, а осенью укрывать её от морозов. Вслед за Силкиным вереницей потянулись и другие герои. Всё больше никому не нужной земли серело, зарастало колючками и полынью. А новые герои, готовые, зазвучи призывный голос Левитана, снова, не колеблясь ни секунды, уйти на фронт, чтобы в который раз защитить от фашистов своих женщин и детей, свою родину, чтобы снова победить ад, и не важно, в каком виде и с какой силой придут дьявольские псы, всё не рождались…

Но русская земля, она терпеливая, и, ежеминутно взывая к новым героям, ждёт. Дождётся ли…

Глава 4. Судьба 355-ой стрелковой дивизии

Перед тем как отправиться, как и советовал Силкин, к новым хозяевам дома, где жила семья Москвиных, и к Павлу Семёновичу Гольцову, подруги-пионерки вновь посетили библиотеку, но на этот раз вместо чтения исторических книг в уютной тихой библиотеке их ждало чаепитие и общение с Розой Алексеевной.

Библиотекарша, проникнувшаяся к подружкам за их настойчивость, встретила девочек как всегда приветливо, а затем усадила за стол, на котором стояли кружки, несколько бокалов, лежала коробка с конфетами и блюдо с тортом, в теле которого несколько треугольных кусочков уже отсутствовало, стол украшала фиолетовая ваза с букетом календул. Катя, пересчитав цветы, удивилась тому, что их было шестнадцать.

Всего за час до прихода девочек сладости и цветы вместе с заверениями встать на путь исправления принёс муж библиотекарши, человек много и часто пьющий. И они средь стеллажей с книгами, обнявшись, плакали, прося друг у друга прощения, а затем ели торт и строили планы, радуясь ожидавшему их счастью.

Девочки этого не знали, а потому необычно яркий блеск монашеских глаз Розы Алексеевны, который навсегда остался в памяти обеих девочек, сохранил в себе загадку.

За чаепитием в свободной и даже немного игривой манере, контрастирующей с темой повествования, Роза Алексеевна рассказала следующее:

– Добровольцы из числа кирсинцев и омутнинцев воевали недолго, почти все они были убиты в первые же месяцы войны. Недолго, но отчаянно! Не жалея жизни, защищали Москву, бои шли в ста километрах от столицы. Именно в те отчаянные дни, воодушевляя солдат, Василий Георгиевич Клочков произнёс свои бессмертные слова: «Россия велика, а отступать некуда – позади Москва». Недолго воевали наши земляки, недолго, но смело!