– Признаться, я любил кашу с вареньем, а не маслом, – мечтательно сказал «Рязань».

– Такое ощущение, что ты ностальгируешь по своему детству. – Сказал Веселов.

– Возможно, но я думаю, что все хорошее впереди, – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Конечно, катапультирование каши в соседей или на стены не повод выгнать меня из сада, – продолжал – «Рязань», – я думаю, отношение моих родителей друг с другом более веская причина моего перехода в заботливые руки бабушки. Дело в том, что мои родители слишком правильные. Они много читали, у нас была целая библиотека дома. Мама работала в библиотеке, – рассказывал «Рязань», отправляя свой взгляд куда-то далеко, далеко.

– Именно поэтому у вас целая библиотека дома? – подшутил Веселов.

– Да, филиал городской, – очнулся «Рязань».

– Мама с папой заказывали книги почтой, целыми собраниями сочинений, зачастую отдавая за них половину зарплаты. Книги с нетерпением ждали и после перечитывались по нескольку раз. Потом, спустя некоторое время мама, относила в дар в библиотеку. На этом фоне разгорался скандал. Папа не всегда поддерживал такое транжирство.

– Почему? Хотя, понимаю.

– У папы коллекционирование в крови, он собирал все что мог. Монеты, марки, книги, этикетки со спичечных коробок, даже пачки сигарет, – ответил «Рязань».

– Должно быть, ваша квартира была похожа на краеведческий музей, – предположил Веселов.

– Нет, наша квартира похожа на логово хомяков, всего навалом, – ответил «Рязань».

– А причина, по которой твои родители «избавились» от тебя? Судя по тому, что ты рассказываешь, ты рос в тепличных условиях.

– О, сейчас расскажу, – ответил «Рязань».

Живя с родителями, мне пророчили медицинское поприще. Поскольку в нашей семье, со стороны отца все мужчины были врачами или фельдшерами. Поэтому мое будущее уже расписано было заранее. Отец пропадал на работе большую часть времени. Он был хирургом, отличным хирургом, и как большинство одаренных людей начинал «скатываться по наклонной». Периодически он пил.

Вообще в России, говорят, две беды: дураки и дороги. Я бы выделил еще одну – алкоголизм. Часто он приходил под утро с дежурства или, проведя часов пятнадцать за хирургическим столом, без сил и не мог заснуть, хотя вроде бы уставал безбожно. Чтобы уснуть он принимал на грудь чарочку другую. И так не могло продолжаться вечно. Мама часто с ним ругалась, я попадал по горячую руку, почему-то под горячую руку мамы. Папа меня никогда не бил. В период опьянения он еще больше проявлял отцовскую любовь.

– Ты знаешь, есть три сорта людей, – отвлекся «Рязань».

– Есть люди злые, но когда они выпьют, становятся ангелами. А есть противоположности – добрейшие трезвенники, после алкогольного опьянения, снимая свою маску, становятся дураками и злыднями.

– Интересная теория, – ответил Веселов.

– А к какой категории ты относишься? – спросил Веселов.

– К третьему сорту – ненавидящих алкоголь – с улыбкой сказал «Рязань».

– Да? А сейчас ты же пьешь пиво, – не унимался Веселов.

– Если бы ты был внимательный, то заметил, что я пью безалкогольное пиво, – оправдался «Рязань».

– Хорошо, значит, пьянство отца привело к тому, что тебя отправили к бабушке? – спросил Веселов.

– Нет, дело в том, что моего папу перевели работать в другой город и пока он жил в общежитии и договаривался о квартире, меня перевезли к бабушке.

– А как же мама?

– Мама поехала с ним, она же жена «декабриста» – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Почему «декабриста»?

– Потому что папу перевели в другой город в декабре.

– Странно, что врача перевели в другой город. Я думал, распределение закончилось с развалом СССР.