Из прихожей ведет просторный коридор в гостиную, в центре которой стоит журнальный столик с парой кресел, а напротив, ближе к стене, находится диван с видом на телевизор. Эта комната является сердцем дома. Отсюда идет лестница на второй этаж, а также двери, ведущие в туалет, гостевую комнату, кабинет дяди, на кухню и в столовую. Около лестницы оказывается еще одна дверь, но я понятия не имею, что за ней находится. Но по видимой планировке дома там, скорее всего, какая-то кладовка.

На втором этаже расположена еще одна гостевая комната, а также комната для отдыха и, насколько мне помнится, библиотека, в которой я обычно и ночевала. Поэтому после демонстрации всех комнат первого этажа мы сразу поднимаемся туда.

– Помню, что эта комната твоя любимая. К тому же ты любишь рисовать, а из ее окна и вид на лес хороший, да и тут просторнее всего. Я тебе тут все организовал, так что у тебя теперь есть своя личная спальня, библиотека и мастерская в одном флаконе, – комментирует дядя Коля, пока я попутно прохаживаюсь по его жилью, изучая обстановку.

Серьезно? Он даже мольберт с красками не поленился закупить? И холсты чистые есть… Как неловко-то!

– Это все для меня? – уточняю, не веря своим глазам, и озираясь по сторонам.

– А для кого же еще? – Дядя Коля был явно доволен моей реакцией. – Ладно, не буду мешать. Располагайся, если что, спрашивай. Я буду у себя в кабинете.

– Договорились, – вежливо отвечаю и жду, пока за ним не захлопнется дверь.

Отлично! Теперь можно распаковать вещи, да и в голове немного прибраться. Трудно не думать о предстоящей работе и всем остальном, но наличие мольберта меня определенно расслабляет. Поэтому, разобрав вещи, я переодеваюсь в удобную одежду, собираю волосы в аккуратный высокий хвост, надеваю наушники и принимаюсь писать свою первую картину на новом месте.

Ну как картину… В основном мои работы абстрактные. Я хорошо умею передавать через форму и цвета настроение, но иногда добавляю размытые силуэты для усиления влияния. Вот и сейчас я стараюсь передать настроение своего переезда, отдавая все волнения холсту и объясняя, что хочу сказать, с помощью красок.

Включив в наушниках подходящую композицию, расслабляюсь настолько что забываю, что нахожусь далеко от собственного дома и за территорией этой комнаты ничего родного и близкого нет. Пока я решаю выбрать цвета фиолетовые и серо-коричневые, с редким проблеском желтого, почти незаметным.

Пытаясь передать смятение со страхом и надеждой на светлое будущее, не замечаю, как теряю связь с реальностью, а за окнами уже темнеет. Из освещения остается только светильник, стоящий рядом с мольбертом. Оттого в глаза бросается мигающий телефон, лежащий рядом на тумбочке.

Папа: «Не могу до тебя дозвониться. Звонила?»

Я: «Да, пап. Звонила. Спасибо. Все нормально».

Вот и вся переписка! Положив телефон на место, возвращаюсь к своей работе и отмечаю, что осталось совсем немного. Подношу кисть к холсту и останавливаюсь. По телу пробегает дрожь, и я медленно поднимаю глаза, чтобы выглянуть из-за холста. Нет, мне не показалось.

Начинаю рассматривать силуэт незнакомца, устроившегося на широком открытом окне моей комнаты. На секунду кажется, что мне действительно мерещится: уж слишком он неподвижен. Но только кажется, ровно до тех пор, пока силуэт не решает заговорить.

– Прости, не хотел напугать. Засмотрелся. – Губы парня растягиваются в довольной улыбке, а мне хочется закричать от неожиданности, но голосовые связки почему-то не слушаются меня.

Лежать в лесу на прохладной земле, глядя на звезды, может, немного опрометчиво, но чертовски приятно. Особенно, когда над ухом никто назойливо не напоминает, что я могу заболеть. Сам знаю, что могу, но знаю и то, что мой организм вывезет. Все вывезет. Тем более лежать долго я не собираюсь: все же голова на плечах имеется. Да и костер под боком.