— Всё хорошо, — ответила чистую правду. — После переговоров в среду удалось добиться компромисса, поэтому я только напишу ответ на их официальный запрос. Поставка материалов сорвалась по их вине, поэтому отсрочка вполне планомерна. К тому же… пригрозила им санкциями. Ведь из-за сложившейся ситуации мы вынуждены просить стоять в очереди остальных.

Шеф потёр руки.

— Так-так-так. Есть такое дело. Что ж, хорошо, очень хорошо. А что у нас с «Фемидой»?

Самообладание не подвело. Ни единый мускул лица не дрогнул, руки остались в прежнем положении, удерживая ежедневник и ручку.

Задница, глубокая. Ну, выражаясь культурно: как-то не очень. Хотя ты, клоун бамбуковый, прекрасно знаешь, что там и как.

А Загорулин вроде бы и не смотрел пристально, и вообще находился возле шкафа, но в этот момент резко обернулся и посмотрел мне прямо в глаза.

Выдержала. Но внутри вдруг всё сжалось. Воспоминания о Лебедеве, глупой фразе и попытке выкрутиться заставили сделать судорожный вдох.

— Ну, я закончил, — подал голос Сергей. — Попробуйте что-то напечатать, посмотрим, как работает.

Загорулин спешно плюхнулся в своё кресло и громко защелкал по клавиатуре. От меня не укрылось, как поморщился Сергей. Тот не переносит, когда кто-то жмёт на клавиши, как будто забивая гвозди.

Тихонько зажужжал принтер, лёгкий парок поднялся над свеженапечатанным документом.

— Чудненько, спасибо, — уронил Загорулин. — Можете быть свободны, Сергей.

— Из плена освобожден, — мрачно отшутился программист. Перед выходом из кабинета он кинул на меня сочувствующий взгляд, словно что-то почувствовал.

Я тоже почувствовала, но уже решила, что переживать лишний раз не буду.

— Значит, «Фемида», — начала я, и Загорулин поднял взгляд, словно и сам забыл, о чем спросил. Или просто не ожидал, что я начну говорить сама. А я такая, я могу.

Сам Загорулин предпочитает на неудобные вопросы не просто не отвечать, но и делать вид, что они вообще не задавались. До меня, кстати, только сейчас дошло, как забавно, должно быть, смотрелась его встреча с Лебедевым. Тот явно не любит, когда его водят за нос, а Загорулин готов без обеда и ужина разыгрывать Ивана Сусанина. А как же хорошо дожал его Глеб, что шеф чуть ли не за ручку привел его ко мне. При этом явно не особо переживал, что тот запросто мог сожрать новенького работника.

И с изумлением я вдруг осознала, что в мыслях перешла с фамилии генерального директора «Фемиды» на имя. И считаю, что так лучше.

— C «Фемидой» вопрос решился.

Загорулин задумчиво посмотрел на меня. Ага, соображает шеф всё же неплохо. Понимает, что сейчас пойдёт коронное «но». Потому что генеральный директор компании, с которой идёт тяжба, просто так бы не заявился сюда.

Но я сделала вид, что ничего не происходит. И наоборот — происходящее в порядке вещей.

— До суда дело не дойдёт, претензии выставлять тоже не будут. Необходимо будет выполнить договорные обязательства касаемо выплаты за неделю просрочки. Но после этого оформится дополнительное соглашение, где мы можно взять отсрочку и выполнить работу.

Никогда не заканчивай речь плохим известием. И не начинай. Иначе запомнят именно его. Так уж устроены люди. Мало того, что плохое в любом случае запоминается лучше хорошее, так ещё и остается осадочком.

Загорулин откинулся на спинку кресла. Закусил губу, взял кох-и-норовского карандаша, постучал по столу.

— Так-так-так, — сказал он чужим, словно не своим голосом. — Вот как.

Надо бы что-то сказать, но заливаться соловьем не очень хочется. Загорулин имеет мерзкую привычку не слышать того, чего не хочет.

И после Лебедева… хм, как-то не очень страшно. Тот всё же профессиональнее будет. Не представляю, что бы тот сделал своему работнику за подобные дела. Правда, надо быть откровенным: выгребать стоило Касумко, а не мне. Я и так сумела добиться того, чего прежнему юристу и не снилось.