Да и вообще я бы предпочла просто выучиться, найти себе потом нормальную интересную работу, жить в свое удовольствие и не зависеть ни от каких алайи. Так оно куда безопаснее, это я твердо усвоила на собственном личном опыте. Гаррет, услышав однажды наши с Тиа рассуждения на эту тему, покачал головой и ехидно заявил, что я куда больший ребенок, чем думаю.

– Только ребенок может возводить свой крайне ограниченный жизненный опыт в разряд универсального правила, несса, – назидательно пояснил он в ответ на мое справедливое возмущение. – А стремление избегать нового опыта только потому, что он напоминает вам то, что когда-то причиняло боль, свидетельствует об инфантильности.

– Во-первых, вы недостаточно хорошо меня знаете, чтобы судить столь безапелляционно, – взвилась я. – А во-вторых, хотела бы я знать, что же, по-вашему, будет зрелым решением в данном случае? Безрассудное повторение травмирующих попыток вплоть до гибели пытающегося? Нет уж, ньес Гаррет, здесь мое мнение сложилось, однозначно. Болезненная зависимость, которую земные и местные баллады называют любовью, не для меня. Я предпочитаю свободу, независимость и спокойствие.

– И что же такого случилось в жизни столь юной нессы, что она приобрела такие стойкие убеждения? – язвительно поинтересовался дракон.

– Ничего, что было бы интересно обсуждать. – Я покачала головой.

– Вы очень юны, несса, только это вас и оправдывает. – Дракон, быстро заметивший, что мне неприятны намеки на мой «юный возраст», попытался меня поддеть, возможно рассчитывая разговорить. Я упрямо сжала губы и смолчала. Гаррет не настаивал, хотя взгляд его стал на мгновение очень цепким.

В принципе моя жизнь была бы совсем неплоха, если бы не одно омрачающее ее обстоятельство. О себе я не особенно беспокоилась, убить меня уже не убили, так что выкручусь. Я ужасно переживала о дочери. Я знала, что Гаррет отправил на Землю своего сына еще после первого моего пробуждения, но связаться с Маруськой по телефону не удалось, мобильник был недоступен. Однажды вечером дракон, в очередной раз застав меня всю в слезах и соплях, покачал головой и, подробно выспросив, как и где ее искать, пообещал отправить Шорра в более серьезный поиск. Я написала коротенькую записку, на всякий случай. Если бы Маруська оказалась человеком, Шорр должен был просто убедиться, что с ней все в порядке, и, если нужна помощь, незаметно помочь. Даже сообщить ей, что я жива, дракон отказался – мол, ни к чему.

– Если ваш сын может попасть на Землю, почему не могу я? Вы же говорите, я тоже дракон. – Я нервно комкала простыню, стараясь не сорваться.

– Вы сможете, когда обретете контроль над своей магией, несса Сашша, но на это может уйти несколько лет. – Гаррет поджал губы, сочувственно вздохнул, потом накапал знакомого мне лекарства в стаканчик и протянул мне. Я отрицательно покачала головой.

– Но Шорр почти мой ровесник, как так получается?

– Он уже обрел крылья, вы – еще нет. Драконы получают способность проходить в другие миры только после полноценного обретения магии. У вас же большое отставание в магическом развитии, вы даже младенческой драконьей магии не чувствуете. Мне очень жаль, что я не могу облегчить ваших страданий. – Он бережно погладил меня по голове, и это проявление сочувствия оказалось последней каплей: я разрыдалась. Черт, я была согласна играть в маленькую драконью девочку, да на что угодно согласна, я справлюсь. Но мысль о горе, которое мое исчезновение причиняло моему самому близкому и дорогому человеку, была невыносима.

– Вы не понимаете, ньес! – говорила я, глотая горькие, бессильные слезы. – Девятнадцать лет – это такой уязвимый и хрупкий возраст! Мне было столько же, когда я, оставшись без родных, попала в страшную передрягу. Это чудо, что я тогда не погибла. И когда я думаю, что моей нежной девочке может грозить что-то подобное, – я судорожно всхлипнула, – это просто убивает меня! Ведь у нее нет никого, никого, кроме меня!