Эстер вытерла слезы тыльной стороной ладони. Отныне для нее не осталось последней путеводной звезды, каковою являлся Исаак. Ею овладело какое-то безумие, безумие слов, и если бы только Исаак был с ней, она доверила бы ему все, каждую свою мысль, каждую неясность, каждую тайну… кроме одной, которую она хранила от него все эти годы, потому что это ранило бы его.
Но вместо этого в голове у нее прозвучал сдавленный голос брата: «Мужчина приходит в этот мир, чтобы выполнить лишь одно предназначение».
Какое же предназначение у нее, Эстер? Отец, мать, брат мертвы. Она поднялась со стула, на котором сидела, – стула Исаака. На нее нахлынула ужасающая, веющая горем свобода, и она приняла ее.
У Эстер оставалось одно только желание: быть рядом с этими книгами. Слышать тонкий шорох пера по бумаге. Найти среди этих утешений тонкую нить, которая некогда принадлежала ей, и следовать за ней к неведомому месту назначения.
Она взяла перо и окунула его в чернильницу. Неприятная мысль пришла ей в голову – эти чернила куплены кровью. Это была цена ее свободы.
Медленно, не спеша, она начала переписывать толкование раввина. Услыхав шуршание пера, ребе повернул к ней напряженное, сосредоточенное лицо.
Эстер тщательно выводила португальские и арамейские слова. Это заняло довольно много времени. Наконец, когда на кухне стихли стенания и молитвы Ривки и в доме воцарилась тишина, Эстер смогла закончить работу.
Она поставила свою подпись и смотрела, как чернила впитываются в бумагу.
«Алеф».
Глава девятая
Аарон обещал, что не будет делать этого, но все же сделал. Он стал у высокого окна, и его плечо уперлось в нижние стекла. Снаружи седым пеплом вздымались снежные хлопья.
Развернув свой ноутбук так, чтобы Хелен Уотт не могла видеть экран, он проверил перевод двух португальских слов в онлайнсправочнике, потом отключил звук на компьютере и открыл электронную почту. Одним из свежих сообщений было письмо от Марисы, озаглавленное «Профессор».
Профессор Леви!
Благодарю вас за лекцию, мне так не хватало трехчасовых семинаров в колледже.
Но если серьезно, то я рада, что ты такой напыщенный сукин сын. Я узнала кое-что новое, причем куда больше, чем вынесла из других дискуссий за последнее время. Я застряла тут по программе «Ульпан»[12] в компании двух травокуров и праворадикального фанатика. И с этими людьми мне приходится делить комнату! Поэтому я почти не общаюсь с нормальными израильтянами, и единственное, что меня еще спасает, – «Ульпан» постоянно надирает мне задницу. Ведь для чего меня занесло сюда: я хочу научиться бегло говорить на иврите, пусть даже ценой собственного рассудка. А так жизнь в кибуце довольно монотонна для городской девушки. Конечно, ветерок в вечернем саду – это прекрасно, но запах коровника убивает все очарование. Есть тут у нас методист, который искренне считает, что иностранные студенты – отличная возможность для него поиграть в сержанта-инструктора. То ему не нравится, что нас не было на занятии, то он целых пять минут читает мне рацею, что вместо того, чтобы убирать камни с поля, я курю сигарету. Он считал меня эдакой американской рохлей и был несколько поражен, когда, обругав меня по-венгерски, получил в ответ то же самое. Бедняга, откуда ж ему знать, что бабушка научила меня выражениям вроде «завальцуй себе яйца»? Никто ничего не понял, а он рассмеялся и сегодня утром угостил меня сигаретой и сказал, что я точно преуспею в этой стране.
Работа преподавателя ESL[13], что я нашла в Тель-Авиве, начнется лишь к весне, так что мне остается только изучать тесты по грамматике, да и полевые работы никто не отменял. А это совсем другое дело, не то что у вас, профессоров.