– Нельзя ничего есть и пить у незнакомых людей. Нельзя, Джонсон.

Малыш постепенно пришел в себя и, виновато поджав круглые ушки, побрел в свою норку, которую облюбовал себе в одном из шкафов.

Уже около полуночи, когда она, зевая, лежала в спальне на кровати напротив приоткрытого окна, через которое задувал легкий теплый ветерок, то вдруг почувствовала неясное беспокойство. Лия нахмурилась, вытащила из-под подушки телефон и еще раз сверила даты на пригласительном билете. Вечер субботы. День накануне ее дня рождения. Девушка вновь нахмурилась, нашарила на своей шее тоненький шнурок, провела по нему пальцами, потянула и сжала в ладони подаренный когда-то мамой амулет из потемневшего матового металла.

Какая маленькая девочка в детстве не боится спать в темноте? Когда предметы в комнате, освещаемые пробивающимся сквозь неплотные шторы тусклым светом уличного фонаря, приобретают неясные очертания, и в каждом из них мерещится загадочное страшное чудище, только и ждущее удобного времени, чтобы схватить свою жертву, и стоит только закрыть глаза, как ты отчетливо ощущаешь, что вот оно уже совсем рядом, нависает над тобой огромной рогатой головой, отчего ты в очередной раз распахиваешь глаза, чтобы убедиться, что все это только кажется. Вот и Лия боялась. Боялась до такой степени, что иногда, открывая глаза, ей чудилось, что она и правда видит того, чьей добычей вот-вот станет, и начинала кричать.

А на пятый день рождения мама отвезла ее к одной очень странной старушке, жившей уединенно на отшибе небольшой деревушки на окраине леса, едва ли насчитывающей с десяток домов. Сидя на стульчике внутри ветхой избушки, имевшей всего одну комнату, служившую хозяйке и спальней, и гостиной, и кухней, Лия восторженно наблюдала за умелыми и ловкими движениями узловатых пальцев на морщинистых руках, складывающих жесткие линии черного металла в причудливый замысловатый узор. Старушка была худощавая, сухая, замотанная во множество слоев тонкой ткани, так что было и не разобрать, сколько платьев, платков и шалей разом она надела на свое иссохшее тело, с полностью седой непокрытой головой, рассыпанными по плечам серебристыми прядями и обвешанная множеством подвесок, украшений и кулонов, похожих на тот, что создавался в ее руках на глазах у восхищенной девочки. А еще она была очень доброй и радушной. Напоила их с мамой таким вкусным чаем, какой Лия раньше не пробовала ни разу в жизни, хотя ее мама тоже умела заваривать напитки в высшей степени дивного и экзотического вкуса. Потом мама о чем-то долго разговаривала со старушкой, пока Лия сидела на заднем дворе среди кустов, увенчанных шапками ярко-бордовых благоухающих цветов, и болтала с рыжей пройдохой-лисицей, влезшей в покосившийся курятник с попыткой обогатиться чем-нибудь съестным.

Изготовленный старушкой амулет подарили Лии. Мама сказала, что это подарок на день рождения и что амулет этот волшебный: будет защищать ее от всех монстров и чудовищ, и ни один из них больше не привидится ей в полумраке ее детской спальни. Помимо амулета старушка вручила ей небольшую шкатулку, украшенную теми же узорами, что и сам амулет и, потрепав ее по волосам, сказала, что, чтобы амулет не потерял свою силу, каждый ее день рождения ровно в полночь она должна укладывать его в эту шкатулку и читать специальное заклинание, вырезанное на крышке. С тех пор это был их с мамой маленький тайный ритуал. По маме Лия очень скучала и, даже когда той не стало, продолжала играть в эту их детскую забаву, ведь в эти короткие моменты она словно чувствовала, что мама рядом, вот она сидит напротив с доброй открытой ласковой улыбкой и нашептывает вместе с ней начертанные резными буквами слова. Может, мама и была странной. Но мамой она была замечательной. Чуткой и заботливой.