Кажется, они вернулись к тому, с чего начали: Демьян подхватил ее на руки, вернулся обратно к кровати и сбросил на матрас. Только на этот раз пальцы мужчины, стоящего рядом с кроватью, неспешно расстегивали массивную пряжку ремня на его брюках.
Во взгляде Демьяна что-то неуловимо изменилось. В нем больше не было ни напряжения, ни вспыхнувшей несколько минут назад злости, как когда они еще стояли на балконе, ни даже надменности или усмешки, только странным образом смешавшиеся похоть и абсурдные, никак не подходящие ситуации нежность и теплота. Лия могла поклясться, что видит в его глазах, вновь искрящихся желтоватыми отблесками от падающего через незашторенное окно искусственного уличного света, разве что не умиление. Да он же совершенно точно просто-напросто безумен…
Лия вновь резко приподнялась, дернулась к краю кровати и в следующий же миг почувствовала крепкий захват на лодыжке.
– Не надо, моя хорошая. Не провоцируй меня больше. Я и так уже на пределе. Лежи смирно.
Крепко сжимая лодыжку, Демьян перевел взгляд на ее ногу, стянул туфельку и, повертев в пальцах, мягко улыбнулся. Перевел взгляд обратно на ее лицо и отбросил туфлю в сторону. Лия проследила за тем, как та с легким стуком упала на паркет. Идиотка. Какая же она идиотка.
– Демьян, отпусти меня, пожалуйста.
Придавленная ощущением собственной беспомощности, Лия, хоть и отдавая себе отчет в том, что делает самую бесполезную вещь в подобной ситуации, принялась за то последнее единственное, на что была еще способна: стала умолять.
Вторая туфелька соскользнула с ее ноги и отправилась вслед за первой.
Глаза предательски заволокло пеленой слез, так что она, точно потерявшись в пространстве и времени, даже и не поняла, в какой момент оказалась придавлена к матрасу тяжелым мужским телом.
– Маленькая моя, не плачь, – мягко зашептал он ей на ухо, – я же тебя не обижу. Я ласковым с тобой буду.
Демьян чутко коснулся губами тонкой мягкой кожи на шее ближе к линии роста волос. Трепещущая под ним трусишка очаровательно пахла страхом и отчаянием. О том, чтобы этот нежный цветочек поставить на четвереньки, не могло быть и речи. Перепугалась не на шутку малютка. Не притворяется. Нежная, теплая, беззащитная. Жаль только, что остановиться у него уже ну никак не выйдет. Остатки выдержки ушли на то, чтобы не поставить ее раком, когда драпала к двери.
– Демьян, пожалуйста… – снова услышал он бессвязный лепет, – я не хочу… я… я не хочу вот так… отпусти меня… Демьян…
– Чего ты так боишься? Тебе ведь понравится. Еще несколько минут назад ты этого хотела.
Демьян обхватил губами мочку ее уха, втянул, пососал, выпустил, спустился губами к шее, задевая языком чувствительную кожу, а Лия только сейчас, лишив саму себя последней возможности к бегству, лежа под его твердым горячим телом, слушая его ласковые нашептывания и чувствуя влажные касания языка на своей шее, в полной мере осознала всю бредовость не только порожденной его безумием безвыходной для нее ситуации, но и своих собственных ощущений: она хотела не только несколько минут назад, она и сейчас хочет. Видимо, выходя куда-то с ее бокалом, Демьян позаботился не только о запертой двери. А она дважды наивная идиотка. Лия напряглась изо всех сил, уперлась в его плечи ладонями и попыталась столкнуть с себя вместе с этими необузданными первобытными ощущениями жгучего возбуждения, которое вызывали его чуткие, но уверенные ласки.
– Пусти меня! Мерзавец!
Нежные прикосновения языка и губ на ее шее резко сменились крепким болезненным захватом зубов, и вслед за этим в наступивший тишине раздалось глухое низкое угрожающее рычание. Лия пугливо замерла. Демьян выпустил ее шею из захвата, несколько раз лизнул в место укуса и ласково прошептал на ухо: