Желая отвлечься от смутного беспокойства, Вероника поцеловала ее в горячий лоб и, привлекая к себе на грудь, принялась баюкать, тихо напевая:

Сорока вертится на суку -

Черна, бела, зелена.

Далекое различив "ку-ку",

О чем болтает она?

Она стрекочет: "Я так умна,

Не так уж правда мала,

Но из пустейшего пустяка

Судьба меня создала...

Тереза засмеялась, словно колокольчик зазвенел и последний куплет сестры продолжили вместе:

"А все же, братцы, и на меня

Пошло кой-какое добро -

Перчатка ночи, салфетка дня

И луковое перо". (с)

— Вы уже украсили дом еловыми ветками, остролистом и омелой? Помнишь, как мы собирали ягоды, а Розель заснула под тисом и потом долго искала нас за деревьями, призывая на помощь Единого бога, а заодно и всех фей Маликории? Я так и не поняла, кто услышал ее раньше.

Вспоминая недавние забавы, Тереза жмурилась от удовольствия:

— Меня больше не пустят с тобой в зимний лес! Но было так жутко и весело в этом огромном дупле, хотя у меня скоро озябли ноги.

— А пирог на день Трех колосков? Ты положила кусочек под подушку, как мы условились?

— К сожалению, он так и не исчез...

На хорошеньком личике Терезы появилась непритворная грусть.

— Во всем городе было столько морковных пирогов, что гном просто не добрался до твоей комнаты! - утешала Вероника.

В самый разгар их беседы в комнату неслышно вошла нянюшка Розель. Некоторое время она пристально смотрела на девушек, пытаясь сохранить строгий вид, а после уведомила Веронику, что с ней желает поговорить отец.

— Ах, верно! - спохватилась она. - Мне сказали, господин д, Эберви очень занят расчетами, потому я сразу прошла к сестре. Готовься ко сну, Тереза, я скоро вернусь пожелать тебе доброй ночи.

Посещая дом барона, Вероника изредка оставалась до утра и тогда Розель исправно готовила для нее гостевую комнату, но утром сестры почему-то все равно оказывались под одним одеялом. А на столике рядом с оплывшей свечой лежала раскрытая книга с цветными картинками. Хорошо, что нянюшка Розель не слишком ловко умела читать, а описания любовных признаний обычно таились ближе к концу...

5. Глава 5. Утром в городе

Зябко кутаясь в плащ, Вероника выскользнула из садовой калитки в ограде особняка д, Эберви и быстрым шагом направилась вверх по заснеженной улице. Над городом только-только вставало багровое декабрьское солнце, но из пекарни семейства Ловерни уже доносился дразнящий аромат свежей выпечки, а пожилой седельщик тащил сани со своим немудрящим товаром до рыночной площади, где также размещались лавки бондарей, кожевников и колесных дел мастеров.

Вероника ласково улыбнулась и кивнула знакомой ученице златошвейки, спешившей с раннего утра к строгой наставнице. В другое время она с радостью перекинулась бы с юной Амели парой слов, но сейчас на душе было неспокойно, ночью Веронике едва удалось заснуть.

Город оживал, принимаясь за обыденные дела - скрипели ставни домов, открывались ворота, бранились дворники. Из мясной лавки слышались позвякивания ножей и скрежет точильного колеса. Главный фонарь рядом с собором уже погас до следующего вечера. Как тут не вспомнить прелестные стихи Кретьена де Труа из старой книжицы в лавке Табара:

Ремесленников много тут;
Торопится рабочий люд:
Ружейники куют мечи,
Там - сукновалы, здесь - ткачи,
А ювелиры - мастера
Из золота и серебра
Чеканят чаши, кубки. Дале
Лежат изделья из эмали...

Добежав до родного квартала, Вероника замедлила шаг и отняла от лица варежку, которая тотчас покрылась ниточками ажурного инея.

"Сегодня так зябко, надеюсь, бабушка уже растопила печь... Ах, надо спешить!"

Опустив голову, Вероника с тоской вспоминала поздний разговор с отцом.