Не успел Куликов порадоваться возможному долгожданному дождю, как впереди вдруг открылось свободное от леса пространство, отгороженное от дороги крепким, стилизованным под плетень, забором. Самое интересное, что и дорога-то никуда дальше не вела, и Куликов понял – он у цели.

Дача была старая, добротная, рубленая из толстых, почерневших уже и тем самым вызывающих к себе уважение, стволов. Располагалась она посреди участка в окружении крашеных охрой ульев. Их перед домом Куликов насчитал одиннадцать штук.

Для приличия крикнул:

– Хозяин! – И решительно, как и подобает представителю власти при исполнении, толкнул плетеную калитку на веревочных навесах. И тут же отпрянул – откуда ни возьмись к калитке метнулась собакообразная тварь величиной с теленка.

Куликов отступил.

– Ты давай не шали, – стал он вполголоса уговаривать грозно рычащего и капающего длинной и вязкой слюной монстра, – на полицию нельзя рычать…

Как только озвучил Куликов эту непреложную истину, дверь дома приоткрылась, и оттуда высунулась благообразная физиономия пасечника-пенсионера, украшенная седоватой бородой.

– Сергей Федорович! – крикнул Куликов. – Успокойте песика, пожалуйста!

– Иду, иду, иду, иду! – елейно затараторил дачник и поспешил к калитке.

Теперь Куликов смог лучше его рассмотреть. Невысокого роста старик с обширной розовой лысиной, окруженной седыми волосами, переходящими в упомянутую уже бороду, а ля Шон Конери. Одет он был в выцветшую синюю рубаху без воротника на выпуск и в серо-черные в мелкую полоску штаны, закатанные до середины голени. Обувью дачник пренебрег.

– Иду, иду, иду, иду! – повторился пасечник. – Ну-тка, Шарик, брысь в будку. Виш, служивый, был махонький-махонький, ну как шарик лохматый, а вона какой вымахал…

Огромный Шарик, недовольно урча, скрылся в деревянном сооружении, только сейчас замеченном Куликовым. Старик ловко захлопнул за собакой дверцу, щелкнул щеколдой.

– От так вот, посиди тут малость.

– Капитан Куликов, Центральный РОВД, – представился офицер полиции. – Алферов? Сергей Федорович?

Старик будто бы и не слышал участкового. Лепетал что-то насчет самовара в хате, про чаек, про медок и еще какую-то чепуху, то и дело вставляя то «служилого», то «высокоблагородие». Ну ладно «служивый», но «высокоблагородие»-то причем? Куликов с грустью подумал, что трудно ему придется с этим глуховатым, да еще впавшим в маразм стариком. И еще похвалил себя за то, что сам лично решил взять показания у Алферова.

Тем временем Алферов семенящей, но скорой трусцой вел гостя к дому. Приоткрыв дверь, не пропустил вперед Куликова, а первым юркнул в темный прохладный проем. Распрямившись, притолока была низковатая, Куликов почувствовал, что между лопаток ему уперся холодный металлический предмет, и насмешливый, не похожий на стариковский голос произнес:

– Не дергайся, офицерик. Руки в гору…

Где-то в полумраке мерзко захихикал дед.

«Влип, – подумал Куликов, – угораздило на блатхату нарваться».

Медленно-медленно поднял руки.

– А теперь, слышь, вашбродь, ну-ка повернись.

Куликов все также медленно выполнил команду. Перед ним стоял крепкий мужик, одних примерно с ним лет. В крайней степени небритости. Рыжеватая щетина не достигла еще статуса бороды, но уже перешла рамки всяких приличий. В руках мужчина держал винтовку, очень напоминавшую мосинскую, но без характерного выступа магазина перед спусковой скобой.

Мужик был бос, но подпоясан потертым кожаным снаряжением с множеством подсумков. Кроме всего прочего, из-за мощного его торса виднелось нечто, очень похожее на пистолетную кобуру непривычной формы из вытертой желтой кожи. Мужик глумливо скалился и водил стволом винтовки вдоль капитанова тела, словно выбирая, куда ему лучше вогнать пулю.