Это был взрослый статный мужчина, и хотя в его глазах читалось высокомерие, рваная и застиранная одежда говорила о нищете и безысходности. Про обувку и говорить нечего, просто потому, что ее не наблюдалось. Лицо его изрезано так, словно незнакомец поддался грубой шлифовке, причем оттесал его явный новичок, а не мастер.

– Жена? – простужено прохрипел нежданный гость.

– Сколько? – вопросом на вопрос ответил Крушин.

– Что «сколько»? – мужчина в недоумении выпучил глаза.

– Так, оборванец, давай сразу договоримся. Не дави на жалость. По тебе понятно, что на водку клянчишь. Зачем же обмениваться ненужными любезностями? Просто скажи, сколько тебе для счастья надо, и разойдемся без войны и мира.

Незнакомец обошел могилу и встал за спиной Крушина. Он долго изучал надгробную надпись, потом вернулся на прежнее место и сказал:

– Мне для счастья… надо даром.

Федор Константинович счел оборванца психом и решил не продолжать разговор. Когда тишина уже стала давить на обоих, проходимец вновь заговорил:

– Молчание никогда не вознаграждается.

Крушин тяжело вздохнул и с непринужденным видом ответил:

– Как можно перечить человеку, который молчит?

– Еще как можно, – рассмеялся незнакомец.

– Молчание – золото, – не отступал Крушин. Он неотрывно глядел вдаль, а собеседника слушал не так уж внимательно.

– Да что вы? Правда? Никогда не замечал. Если только то золото, которое люди бросают в море или фонтаны, чтобы вернуться.

– Возможно, – устало сказал Федор Константинович и поднялся.

– Нет, подождите, – пробормотал прохожий, выставляя руки в протесте. – Вы же не услышали моей просьбы.

– Так говори или проваливай! – закричал Крушин. – Мне осточертело с тобой беседы беседовать.

– Я хочу, чтобы вы взяли мою собаку, – спокойно сказал незнакомец.

– Жалкое отрепье! – Федор Константинович терял терпение. – Ты хочешь, чтобы я взял твою собаку?!

– Да, – спокойно подтвердил мужчина.

Взгляд хозяина трактира обратился к предмету разговора: собака поскуливала и терлась о ноги прохожего. Величественный вид: густая коричнево-рыжая шерсть, кожа свисает на голове и шее глубокими складками, большие карие глаза чуть отливают краснотой, висячие уши, покрытые короткой бархатистой шерстью, длинный толстый хвост, крепкие лапы.

– Породистая псина, – заметил Крушин.

– Чистая линия.

– Откуда у бродяги такая роскошь? Тебе бы с дворнягой хлеб делить, а тут такой король на привязи.

– Он сменил тысячу хозяев, – отвечал прохожий, – кстати, пес не на привязи.

Крушин еще раз посмотрел на пса и еле заметно кивнул. Поводка не было.

– Веревка не нужна. Пес, который верен своему хозяину, никогда не покинет его по собственной воле, – сказал незнакомец, обращаясь к мыслям Крушина.

– Зачем он мне?

– Вам же нужно существо для души.

Федор Константинович взорвался:

– Не смей! Не смей приплетать сюда Иришу, подлец! Мне твоя псина, как ослу очки. Катись!

Мужчина даже не шелохнулся. Он опустился на колени и что-то прошептал на ухо собаке, потом потрепал ее по голове и со словами «тогда я подарю его твоей жене» ушел. Крушин от увиденного не мог сдвинуться с места. Через какое-то время волнение прошло, зато разболелась голова. Он медленно опустился на лавочку. Пес смирно сидел возле могилы Ирины и воспаленными глазами смотрел на Крушина. Еще через мгновение собака заскулила, привлекая внимание, тогда мужчина и заметил на хризантемах сложенный вдвое листок. Выгоревшая бумага, выцветшие чернила, ужасно неразборчивый почерк, но Крушин смог разобрать: «Я совсем один. Чувствую, смерть близко. Надо хорошо позаботиться о собаке. Пес понимающий и верный. Привязывать без надобности».