– Открыть ворота!

С натужным скрипом тяжёлые ворота Брокка разошлись в стороны, медленно открывая проход внутрь города. Когда-то давно, когда окрестности были заселены, они и не закрывались вовсе, пропуская активно снующие по тракту торговые караваны туда и обратно. Теперь же, приводимые в движение пусть и надёжными, но старыми уже механизмами, они лишь изредка приоткрывались, чтобы выпустить наружу редкие отряды разведчиков. Возвращались обратно те ещё реже, и никогда – в полном составе.

Когда ворота пришлось продержать полностью открытыми несколько дней, чтобы выпустить все собранные для наступления войска, это было воспринято многими из местных жителей как нечто вроде доброго знака. Странного, но народу Кригмарка не приходилось особо выбирать. Вглядываясь в стройные шеренги солдат, энергично марширующих вперёд начищенными сапогами, старожилы вспоминали времена рассвета королевства. Даже несущие свою вахту на стенах солдаты, давно уже разучившиеся удивляться, салютовали своим братьям по оружию, провожая тех в добрый путь.

Всё это напоминало тогда какой-то праздник – явление, в Брокке практически позабытое. И оттого горше было тем из солдат, кто застал отправление войск, сегодня встречать их обратно. Израненных призраков самих себя – сломленных, грязных, и буквально пронизанных ледяным духом отчаяния. Те из солдат, кто ещё мог стоять на ногах, избегали смотреть кому-либо в глаза и отводили взгляд. Кроме горечи поражения они до сих пор могли чувствовать ещё и стыд от того, что не справились, и тем самым подвели свою страну и своих сограждан. Но большинству из прибывших сегодня обратно в город было всё равно. Они ничего уже не желали и не чувствовали, потому как были мертвы.

И в любом другом королевстве на этом бы их история и закончилась. Тела павших бойцов предали бы земле или сожгли, и вознесли богам молитвы за их души согласно верованиям того или иного народа. Но в Кригмарке дела ныне обстояли совершенно иначе – для мертвецов были уготовлены свои собственные страницы в истории. Для кого-то из этих несчастных судьба после смерти имела все шансы стать даже более интересной, чем была при жизни.

Павших солдат здесь забирали не жрецы, священники, или просто родные, а те, кто в государственных отчётах назывался сухим словом «алхимик», но вслух кем угодно звались не иначе как «Истязатели Смерти». Под насмешливыми взглядами воронов, сгорбившихся на вершинах городских стен и крышах близлежащих домов, те деловито спешили к вошедшим в Брокк повозкам, и все расступались у них на пути. Длинные полы их шинелей, развевающиеся за спиной при ходьбе, придавали алхимикам сходство с мрачными жнецами из старых мифов. В холодном же профессионализме, с которым они рассматривали и сортировали будущий материал для своей жуткой работы, наиболее суеверным из местных жителей чудилось веяние самого Десписа.

В чём-то эти запуганные люди могли быть и правы. Отобранные среди лучших учеников школ со всего королевства, отсеянные суровой учёбой в университете, и закалённые годами практики, алхимики разучились уже не просто бояться смерти, а вообще как-либо реагировать не неё. Для них та была частью их повседневной работы, привычной спутницей, крепко сжимающей костлявой рукой, чтобы вести за собой вперёд. Каждый день Истязатели Смерти в своих лабораториях резали и сшивали мёртвые тела, а затем накачивали ядовитыми смесями, чтобы вновь вернуть на службу Кригмарку. В таком окружении, профессиональная деформация характера была необходима, чтобы сохранить хотя бы толику здравого рассудка – пускай и, как правило, ценой человечности.