Я взяла в руки спутниковый телефон. Раньше я никогда не пользовалась такими аппаратами. Тяжёлый, как кирпич, тугие кнопочки вместо сенсорного экрана, антенна. Так сразу и не разберёшься, как им пользоваться. Через минуту мне удалось включить устройство. Оно издало приветственный звук, и маленький дисплей загорелся. Я выбрала список контактов. Среди десятка неизвестных мне имён нашла номера Вани, его секретаря-переводчика Глеба и Виктора Николаевича Ларина. Абонента под названием «мой мобильный телефон» или чего-то в этом роде не обнаружилось. Даже если у Ильи и был мобильник, то вряд ли он звонил сам себе со спутникового телефона.
Что же делать?
Мысль об том, что я должна поговорить с Ильёй, терзала меня с первого дня, когда я узнала о беременности. Мне невыносимо хотелось пообщаться с ним. С другой стороны, о чём нам разговаривать? Он знал, что я беременна, для него этот факт не станет новостью. К тому же, я его бросила. Выбрала мужа. Не алименты же обсуждать? Мой возлюбленный не мог дать ребёнку ничего, кроме свободы лесной жизни и свода нехитрых правил, которые наши предки постоянно нарушали. Илья сам их нарушил, влюбившись в меня и позволив мне влюбиться в него. Знал, что нельзя, но наплевал на табу, как его отец в своё время. Вспомнилась английская песня, которая преследовала меня год назад, буквально со дня знакомства с Ильёй: «Я должен уйти, пока ты меня не полюбила». Интересно, получилось ли у музыканта уйти от любви? У нас с Ильёй ничего не вышло, хотя мы очень старались.
Голодно заурчал желудок. Я давно ничего не ела, в городе меня постоянно тошнило, я чувствовала себя вялой, раздражённой и бессильной. Другое дело тут, в родном лесу.
Я вышла на улицу и разыскала в пристройке, которую Илья использовал как амбар, замороженный кусок оленьей вырезки. С прошлого посещения я запомнила, где хозяин держал припасы, — мясо, рыбу, грибы и ягоды. Там же хранилась нехитрая бакалея типа соли, перца и рапсового масла. Кроме того, в амбаре явственно пахло лекарственными растениями, как в каморке бабушки, где та складировала сушёные травки.
Вернувшись в дом, я острым ножом настрогала мясо на тонкие прозрачные лепестки и присыпала их солью, смешанной с травами. Умопомрачительный запах заполнил комнату. Урча от голода и наслаждения, я сожрала половину вырезки. Заела морошкой, которую Илья хранил в том же амбаре. Вот такая еда нравилась мне и моему ребёнку. Все симптомы токсикоза исчезли как по волшебству. По телу разлилось сытое и сонное тепло.
За окном тучи закрыли луну и стало совсем темно, но моё обострившееся зрение не нуждалось в дополнительном освещении. Судя по тому, что нигде в доме я не обнаружила свечей или фонарей, Илья тоже отлично видел в темноте.
Я гипнотизировала взглядом телефон.
Что, чёрт возьми, мне делать?
Звонить Ване или Глебу не хотелось. Им я могла позвонить в любое время, это не проблема. Но сообщать кому-то о беременности до разговора с отцом ребёнка — испанский стыд. Я должна решить свои вопросы с Ильёй самостоятельно. И девяносто девять процентов, что он остановился в доме отца. Он ведь и поехал в Москву ради него.
Я взяла аппарат и быстро, чтобы не передумать, набрала номер Виктора Николаевича. Трубку взяла какая-то женщина. Судя по голосу, довольно молодая.
— Слушаю вас, — сказала она тихо.
От неожиданности я задала глупый и невежливый вопрос:
— А-а… А кто вы?
— Меня зовут Наташа. Я медсестра Виктора Николаевича. Представьтесь, пожалуйста.
Ого, дела со здоровьем папы так плохи, что пришлось нанять сиделку. Уже поздний вечер, почти ночь, а она на рабочем месте. Наверное, живёт там постоянно.